В связи с этим мне вспомнился разговор, который произошел у меня с Мейснером. Я спросил его, считает ли он себя мистиком. Он ответил утвердительно. Тогда я назвал Экхарта.
При звуках этого имени Мейснер повел себя совершенно неожиданным образом. Он стал запальчиво бранить Экхарта, объявив его мистику просто более хитроумным способом утвердить здравый смысл. Тогда я спросил его, что же такое, по его мнению, настоящая мистика.
— Рычаг, подведенный под здание мира, — загадочно ответил он.
Обратившись к еще более далекому прошлому, я набрел на страницы, где вскользь упоминалось о французских королях Средневековья, которые «упражнялись в движениях, удивительным образом исцелявших тело».
Нет сомнения, подобных примеров не так мало. Просто мне не по силам продолжать их выискивать. И все же, на мой взгляд, в более глубоком смысле методы Мейснера совершенно оригинальны — никому не удалось добиться таких результатов, как у него.
Я с волнением ожидаю ответа на свои письма.
Я также пытался узнать, достаточно ли состоятельна вдова Хофрай, чтобы лечиться у Мейснера. По-видимому, да.
Впрочем, это не имеет значения.
22 февраля
Пациентка Кайзер сегодня заявила, что плод уже настолько измельчился, что кости завтра из нее выйдут. Только прежде мы должны дать ей слабительное — английскую соль.
Она сказала также, что после выхода плода у нее из груди начнет сочиться молоко и посему к соскам следует приставить стеклянные трубки, чтобы «отсасывать молоко и разжижать сгустки».
Восемь часов вечера — я заканчиваю свои заметки. Жена только что принесла мне в кабинет легкий ужин. Дочь тоже перестала играть. Возвращенное зрение расширило ее мир, у нее появились другие интересы, кроме музыки. Теперь она играет не больше двух часов в день.
Я уже приготовился ко сну. Нынче ночью я хочу поспать подольше, завтра утром может произойти много важных событий.
Штайнер зовет Мейснера артистом. Сравнение меня поразило, ведь я знаю, Штайнер чрезвычайно интересуется искусством и литературой. А методы Мейснера он называет животными и нечеловеческими.
Стало быть, и Штайнера одолевают сомнения. Я рад это отметить, ведь он мой друг и я ценю его суждения.
Недели две тому назад я как-то спросил Мейснера, верит ли он. Сначала он меня не понял; я пояснил свою мысль, спросив его, верит ли он в Церковь.
Он поспешно ответил: «Нет!»
Я думал еще и о другом. Вот о чем: если бы Мейснер был католиком, вообще христианином в принятом широком смысле, кем бы он стал — святым или крупным религиозным деятелем? Но он применил свои силы на другом поприще. А рассуждение мое зиждется отчасти на том, что методы его очень близки христианским. Подобно великим церковным деятелям он неподвластен подкупу и шарлатанству.
Пишу, уже лежа в постели. Усталости я не чувствую, но понимаю, что должен поскорее уснуть. Пациентка Кайзер заявила, что завтра извергнет из себя кости плода. Если так и произойдет, сомнений не останется. Мейснер совершил революцию, и совершил ее здесь, в Зеефонде, и притом с моей помощью и при моей поддержке.
24 февраля
Я собрал свои вчерашние заметки, они не односмысленны. Изложу их вкратце.
Сначала мы обследовали стеклянные трубки, которые прикрепили к грудям пациентки. В них обнаружилась белая и довольно вязкая жидкость в совершенно незначительном количестве. Я охарактеризовал ее в своих записях как смешанную с молоком слюну. Это, само собой, не анализ, а сравнение. Соски женщины были сухие, и из них не удалось ничего выцедить, сколько мы с Мейснером ни старались. Когда это пытался сделать я, женщина впала в страшное раздражение, поэтому впоследствии по указанию Мейснера я держался поодаль, впрочем, на расстоянии не более трех метров.
После этого трубки были вымыты, насухо вытерты и привязаны вновь.
Прежде всего, конечно, женщина подверглась магнетизированию.
Позднее она рассказала, что ночью спала хорошо, но проснулась в шесть часов утра от озноба. Он продолжался целый час. Потом она почувствовала, что из заднего прохода у нее течет кровь, при этом ощутив, как в прямой кишке что-то копошится, сползая вниз. «Это выходят мягкие части плода», — заявила она.
Следует отметить, что за последние двенадцать месяцев у нее ни разу не было месячных очищений.
Теперь мы решили осмотреть ее более тщательно. Мы все склонились над ней. Мейснер стал разматывать повязку, которой ее опоясывали в последние дни. Он размотал только верхние слои, но мы уже увидели, что повязка вся в крови. Я заметил, как напряглось лицо Мейснера, его движения становились все нетерпеливее.
Читать дальше