Чарльз Буковски - Хлеб с ветчиной

Спускаясь с холма, я прошел сквозь гигантскую паутину. Я всегда это делал. Потом, сдирая с себя липкие волокна, искал паука.

Когда находил — жирную черную тварь — добивал каблуком. Наверняка все пауки в округе меня ненавидели. Когда я спущусь в ад, буду растерзан ими.

Вся моя нелепая жизнь в этом районе состояла из борьбы с паутиной, черными пауками и своим отцом. Меня угнетала эта вечно мрачная атмосфера проклятия. Даже погода казалась оскорбительной и злобной. Или всю неделю от начала до конца стояло невыносимое пекло, или лил проливной дождь пять-шесть дней кряду. Вода заливала газоны и врывалась в дома. Тот, кто разрабатывал дренажную систему и, вероятно, неплохо заработал на этом, просто не знал о таком норовистом характере местной природы.

Мои личные дела оставались все так же плохи и беспросветны, что и раньше. Можно сказать, они были такими со дня рождения. С одной лишь разницей — теперь я мог время от времени выпивать, хотя и не столько, сколько хотелось бы. Выпивка помогала мне хотя бы на время избавиться от чувства вечной растерянности и абсолютной ненужности. Все, к чему бы я ни прикасался, казалось мне пошлым и пустым. Ничего не интересовало, совершенно. Люди выглядели ограниченными в своей осторожности и щепетильной сосредоточенности на повседневных делах. И мне предстоит жить с этими уебищами всю оставшуюся жизнь, думал я. Господи, какое скопище ног, рук, подмышек, ртов, хуев, пизд и жоп. Они срут, ссут, болтают, и все они не стоят кучи лошадиного навоза. Девушки выглядели привлекательными, но только на расстоянии. Солнце просвечивало сквозь их легкие платья и радужно сияло в волосах. Но стоило только приблизиться к ним и прислушаться к их мыслям, лавиной сыплющимся из незакрывающихся ртов, как мне хотелось немедленно вырыть себе нору где-нибудь под холмом и спрятаться там с автоматом. Для меня не было сомнений в том, что я не способен на счастливый брак, что у меня никогда не будет детей. Да о чем говорить, если я даже не мог заполучить работу посудомойщика.

Может быть мне заделаться грабителем банков? Такая же мура, только с выстрелами, дымом и погонями. Но человек должен делать выбор, и на это у него всего один патрон. Почему бы не мойщиком окон?

Я закурил сигарету и пошел дальше вниз по склону холма. Неужели я был единственным человеком, которого терзало его беспросветное будущее?

И тут я увидел еще одного черного паука. Его паутина находилась прямо на уровне моего лица. Я взял сигарету и поднес огонек к жирной заднице. Огромная сеть задергалась, сотрясая ветви кустарника, на которых она была сплетена. Паук выпрыгнул из паутины и упал на тротуар. Трусливые убийцы, да вас тут целая банда! И я похоронил его под своим башмаком. Стоящий денек — удалось уничтожить двух пауков. Я нарушил естественный баланс в природе — теперь нас всех сожрут жуки и мухи.

Когда я подходил к подножию холма, чуть впереди меня в огромном кусте что-то зашевелилось. Король-паук поджидал меня. Я двинулся ему навстречу.

Из куста выпрыгнула моя мать и заголосила:

— Генри, Генри, не ходи домой, отец убьет тебя!

— С чего бы это? Я и сам могу оторвать ему голову.

— Нет, он в бешенстве, Генри! Не ходи домой, он убьет тебя! Я уже несколько часов караулю тебя!

Коричневые глаза матери, широко распахнутые от страха, были прекрасны.

— А что он делает дома так рано?

— У него разболелась голова, и он отпросился с обеда!

— А ты разве не работаешь? Я думал, что у тебя новая работа.

Недавно она получила работу домохозяйки.

— Он пришел и забрал меня. Он в бешенстве! Хочет убить тебя!

— Не беспокойся, мам. Если он полезет на меня, я надеру ему задницу, как мальчишке, обещаю тебе.

— Генри, он нашел твои рассказы и прочитал их!

— Его никто не просил делать этого.

— Он нашел их в комоде! Он стал читать и прочитал все!

У меня было написано десять или двенадцать рассказов. Дайте человеку пишущую машинку, и он станет писателем. Я спрятал свои произведения под бумажную обивку в ящике для нижнего белья.

— Ну что ж, — сказал я, — старик повсюду сует свой нос, пора прищемить ему кончик.

— Он обещал убить тебя! Он сказал, что его сын не может писать такую гадость и что ты не можешь жить с ним под одной крышей!

Я взял ее за руки и сказал:

— Мам, пойдем домой, а там видно будет, что он сделает…

— Генри, он выбросил на газон всю твою одежду, даже грязную! И печатную машинку выбросил, и чемодан, и твои рассказы!