Светлана Борминская - Люблю. Ненавижу. Люблю

– Твой папа будет с минуты на минуту, хочешь, подожди его в кабинете... А я отсюда все равно уйду!..

– Папа не разрешает мне ждать в кабинете, – девочка прикусила пухлую нижнюю губку и поморщилась. – Ну ладно, я зайду попозже... Скажите, а вы не могли бы одолжить мне сто крон?

– Сто? – Я открыла свой старый кошелек. – Слушай, а хочешь десять?...

Деспина хмыкнула и по-кошачьи тихо удалилась, пробормотав:

– Феечка...

Обычный день, все было, как позавчера, но к обеду я неожиданно удостоилась похлопывания по заду... от Валду Рейтеля, который пришел за час до перерыва на обед. То есть буквально: пришел и через пять минут похлопал!.. Похоже, Белокурой Мечты ему явно не хватало!..

Я развернулась и вежливо сказала, убирая его руку со своего зада:

– Я женщина эксклюзивная, и мне нужен эксклюзивный мужчина.

Валду Рейтель, проворчав: «Какая... недоступная, ох, ты!» – убрал руку и сказал, что выпил бы кофе...

Я сварила ему кофе...

«Итак, я чувствую, что он зажегся... Однако пока что надо держать дистанцию!» – не скрою, обрадовалась я. Но зря я радовалась! На место Белокурой Мечты назавтра была вызвана секретарь с радиостанции Виола.

Мы с ней поздоровались, и я поняла, что занимаюсь самообманом, потому что пыхтенье в кабинете после работы продолжилось...

«Я сошел с ума?... Зачем я ее погладил по заднице? – спрашивал Рейтель себя целую минуту или две. – Она знает или не знает, что ее мужа сбила моя жена?... Похоже, знает... Или нет? По-моему – на ней нет белья, – вдруг вспомнил он тактильное ощущение горячего тела под тонкой юбкой. – Фу, черт!..»

И, разозлившись, оборвал свои мысли.

Он вышел из кабинета и поехал домой, было три часа дня – неурочное время для его возвращения.

Улица Маринеску... Дом на самом краю Тапы – за высоким забором, с садом и бассейном, и сюрреалистичный пейзаж вокруг – начала жаркого эстонского июля.

– Пошли, Бобби!.. – сказал он псу, лежащему у ворот дома.

Кабысдох поднял ухо...

– Пошли, Бобби!.. – повторил Рейтель и вошел в ворота, оставив свою машину с краю дороги.

– Оцилиндрованное сосновое бревно – для сауны в самый раз, – вели неспешный диалог двое пожилых рабочих на его участке.

Он кивнул, проходя мимо них. Остальных двух из бригады на участке не было. На открытой веранде стояла новая мебель из ротанговой пальмы, он купил ее вчера – решил сделать сюрприз.

Мотороллера дочери у дома не было, значит, Деспина поехала кататься... Он обратил на это внимание, пока вытирал ноги о циновку.

Хрупкая тишина – в кухне едва слышно гремит кастрюлями помощница по хозяйству Марта.

– Хелин, – негромко позвал он, заворачивая к спальне жены.

Закрытая дверь, при этом ощущение – там кто-то есть...

Рейтель толкнул ее рукой, проведя по ней двумя пальцами. Дверь, едва тронувшись, открылась, и он уперся взглядом... в прыщавые мужские ягодицы!.. Спиной к нему – со спущенными брюками – стоял один из строителей, мостивших его веранду... Второй в позе соития находился на кровати... И из-под него торчали нелепо-тонкие ноги жены...

Прерывистое дыхание и скрип пружин... Пржж... пржж... пржжжж... прржжж!..

Рейтель попятился и налетел на зеркало, висящее на стене; обернулся – оно отразило его лицо с трясущимся ртом.

– Кошачье место... – услышал он. – Очень интимное ласкание-е-е-е... аа-аа-аа-аа-аа...

– Что-о-о? – заполошно переспросила жена.

– Холка!..

– Что я – лошадь?...

– Да нет!..

Возбужденный смех всех троих из-за двери...

Рейтель поднял кулак и опустил его на свой рот в зеркале.

«Такие моменты не украшают семейную жизнь!» – думал Рейтель, через полминуты отъезжая от дома, – из порезанной ладони на кожаный руль медленно капала на кровь.

Через час он вернется и рассчитает всех четверых строителей... «Недостроенная веранда не имеет никакого значения», – скажет он Хелин. Строители, переглядываясь, сядут в старый «гольф» и уедут, а Хелин заявит:

– Как хочешь, а разве что-нибудь случилось?... Кстати, у нас зеркало разбилось, упало, наверное. Ты видел, Валду?...

Рейтель посмотрит на осколки стекла в углу за дверью и кивнет.

«В мире достаточно плохого, и не надо добавлять в эту кучу еще и собственную жизнь», – вдруг захочется с чувством уязвленного самолюбия сказать ему жене.

А вот заорать: «Ты – шлюха!.. Ты изменила мне!.. Я убью тебя!!!» – ему отчего-то не пришло в голову.

И он думал об этом.

«Как все запущено... – перед ужином, глядя в окно на недостроенную зимнюю веранду, размышлял Рейтель. – Как все...»