Марина Юденич - Сент-Женевьев-де-Буа

— А он точно Рысев? — прервал диалог профессора с Куракиным Поляков — В каком, прощу прощения, смысле? А-а! Понял, понял Вы имеете в виду подлинная ли эта фамилия. Совершенно. Когда его бросились искать полиция отыскала его родителей и надо полагать тщательно допрашивала их, да и их ближайшее окружение — тоже, так что — на сомневайтесь, совершенно доподлинно — мещанин Рысев Андрей Валентинович Что, разочаровал я вас?

— Как сказать, быть может напротив — порадовали, но то что ясности в наших исследованиях не прибавилось — это точно — не очень вежливо заметил Поляков. Впрочем после того как произошла вся эта сцена с фотографией, он, хотя и контролировал себя, но чувствовалось, что был на грани нервного срыва Куракин спешил завершить визит. Он начал было уже откланиваться и поднявшись, аккуратно теснил Полякова к выходу.

Но судьбе, как бы в компенсацию за попусту, как смели думать они до этого, потраченное ими время, а может именно за то, что посмели думать именно так, вздумалось преподнести им еще один сюрприз — Вот еще что! — остановил их профессор уже в огромном и темном, заставленном книжными стеллажами коридоре своей квартиры, — возможно вам это пригодится в ваших поисках, а нет — так просто думаю любопытно будет взглянуть. Собственно все страшное злодеяние, сотворенное в доме фон Палленов в ту роковую для них да и для всей России ночь — настал ведь, напомню, 1917, было затеяно и исполнено из-за бесценной и с точки зрения денежной, но более — художественной и исторической, коллекции драгоценностей, которую бароны фон Паллен собирали на протяжении нескольких веков. Там были вещи воистину уникальные. Понятное дело, молва многое преувеличивала. Говорили, к примеру, что в распоряжении фон Палленов ни много ни мало, а само мистическое кольцо Нибелунгов, дающее по легенде власть над миром. Но молва-молвою, а педантичный барон имел точный список своих сокровищ, с точными их описаниями, а в некоторых случаях и рисованными изображениями, выполненных мастером неизвестным, но весьма и весьма даровитым-некоторые рисунки представляют собой теперь музейную ценность.

Так вот, в схватке своей с архивными чиновниками, я одержал победу столь блистательную, что оные мужи, впрочем и дамы тоже, дабы окончательно от меня отвязаться, позволили мне снять копии и с этих документов Желаете взглянуть?

Разумеется, они желали. На сей раз ждать пришлось еще меньше, чем в прошлый. И появился профессор не с тоненьким плохонькой бумаги конвертиком, а с массивной красного сафьяна папкой с золотым тиснением. Очевидно было, что содержимое ее представляет, по крайней мере в глазах Аполлона Моисеевича Штеннгарта куда большую ценность, чем фотографии невинно убиенного семейства. Они вновь вернулись в гостиную, снова вспыхнула высоко под лепным потолком яркая сияющая люстра, и на золотисто-коричневом бархате скатерти разложены были аккуратные листы с рукописным текстом и карандашными рисунками. Барон фон Паллен был и впрямь человеком обстоятельным и аккуратным Каждому украшению посвящено было подробное описание с указанием его общего веса, металла из которого то было выполнено, перечислением всех драгоценных камней, ежели таковые имелись с подробными их характеристиками, датой изготовления предмета, фамилией автора, если таковая была известна.

Кое-где кратко излагалась и история украшения, имена его предыдущих владельцев, среди которых встречались известные из истории в том числе коронованные особы Иногда приводилась и примерная стоимость изделия на момент составления описи. Рисунки же, которыми иллюстрировались некоторые описания и впрямь даже на непросвещенный взгляд были удивительно хороши.

Неизвестный художник умудрился передать кое-где даже волшебную игру бесценных камней, тонко и подробно вырисован был затейливый металлический узор их оправ Ценитель всего прекрасного, знаток истории, немало разбирающийся в тайнах ювелирного искусства, унаследовав последнее видимо от любимой своей бабуленьки, Микаэль Куракин восторженно углубился в изучение записок рачительного барона и не сразу заметил, что с Поляковым опять творится что-то неладное. Дмитрий снова был страшно бледен, лоб его — и это хорошо заметно было в ярком сиянии парадной профессорской люстры покрыт был испариной, а дрожащие руки судорожно сжимали один из рисунков. Странное состояние его заметил и профессор — Вы снова увидели что-то знакомое? — мягко и вкрадчиво, как разговаривают с детьми и больными обратился он к Полякову — Да, вот эта диадема. Она что, тоже была украдена?