Джим Гаррисон - Легенды осени

На следующий день Тристана инструктировал офицер, в прошлом управляющий фабрикой в Центральных графствах. Он был почтителен, налил Тристану выпить и нервно листал папку. Потом попросил Тристана, если он не против, показать, как с человека снимают скальп: в юности он прочел много литературы об американском Западе, но ни один из авторов не описывал технику этого дела, а ему любопытно. Тристан молча провел ребром ладони под мыском волос на лбу, а потом быстрым движением изобразил срывание кожи. В нем проснулось обычно дремлющее чувство юмора, и он сказал, что надо подождать, когда человек умрет или почти умрет – в зависимости от степени твоей неприязни, и что обезглавленного нельзя оскальпировать – нужен хороший упор. Офицер признательно кивал, а потом они опять перешли к делу. Завтра утром шхуну предстоит загрузить ящиками, на которых будет надпись: "Мясные консервы", а на самом деле внутри – новейшее оружие. Оно направляется в Малинди на кенийском побережье для британских войск, ввиду ожидаемого столкновения с немцами у форта Икомо в Танганьике. На нынешнем, сравнительно раннем этапе войны осложнений с немцами быть не должно, поскольку они идут под американским флагом, но ситуация может измениться мгновенно, и, если их атакуют, Тристан должен затопить шхуну. Если же при подходе к Кении они столкнутся с небольшими силами, в целях обороны можно использовать предназначенный для Найроби ящик с охотничьими винтовками и ружьями, и он должен подготовить команду к такому повороту событий.

Вторую половину дня Тристан просидел у постели деда, дожидаясь полуночи, когда ему надо было идти в порт. Пока старик спал, он написал Сюзанне и отцу, что выполняет правительственное задание, – он не догадывался, что его письма будет читать цензура и что весь день за ним следил офицер разведки, переодетый рыбаком. Когда писал, на него накатило сентиментальное чувство, словно его судьба уже не была столько неотчуждаемо личной и погребенной в нем самом. Он воображал отца и Декера, спорящих о родственном спаривании, и мать в гостиной, слушающую "Саvalleria Rusticana" [10] на граммофоне. Он видел Сюзанну: вот она утром садится в постели, потягивается, худенькая, подходит к окну, чтобы посмотреть, какая погода в горах; потом возвращается на кровать и долго смотрит на него, ничего не говоря.

Некоторые самые странные наши поступки как раз больше всего предопределяются характером: тайные желания остаются слабыми фантазиями, если не пропитывают волю, достаточно сильную, чтобы их осуществить. Конечно, "волю" никто не видел, и, возможно, она лишь расхожая абстракция, плоское слово, нуждающееся в тысяче определений. В то утро, после безмолвного, при свете лампы, завтрака с бабушкой – она дала ему Библию, завернутую в собственноручно связанный свитер из непропитанной шерсти, – когда Тристан отплыл в Африку, он воплотил в жизнь ряд неизбежностей. На уроках географии в шестом классе деревенской школы родилась мечта поехать в Африку – не охотиться, потому что Удар Ножа внушил ему гораздо более благородное и функциональное понятие об охоте, нежели убийство животных ради ублажения своего эго, а только чтобы увидеть ее, обонять, почувствовать ее и узнать, насколько она совпадает с его фантазиями – фантазиями помешанного на картах ребенка. Другая навязчивая идея возникла после рассказов отца о том, как в молодости он несколько раз ходил в короткие плавания со своим отцом – однажды летом в Гетеборг, другой раз в Бордо, и видел, как кит выскакивал из воды в Северном море. С детства умелый наездник, Тристан увидел однажды во сне шхуну как гигантскую морскую лошадь, скачущую по пенным гребням, встающую на дыбы перед валами. И было невысказанное, необдуманное, ни на чем не основанное чувство, что время и простор откроют ему, почему погиб Сэмюел.

За неделю холодных свежих ветров они дошли до мыса Святого Винсента, обогнули его и направились на юго-восток к Гибралтару. Асгард подсчитал, что они покрывали сто пятьдесят морских миль в сутки – отличная скорость, но она спадет, когда войдут в Средиземное море. Дважды они убирали паруса, чтобы поупражняться в стрельбе. Тристан открыл ящик и с радостью обнаружил в нем семь винтовок "Холланд и Холланд" разных калибров, в том числе "слоновую", и четыре ружья. Но море разгулялось, зыбь почти не позволяла прицелиться в бутылку за кормой. Удавалось это только Тристану и одному кубинцу – как выяснилось впоследствии, беглому мексиканцу. Асгард, мирный датчанин, зажмуривал глаза, нажимая на спуск, другой кубинец без конца смеялся, а третий был серьезен и напряжен, но неопытен.