Геннадий Игнатьев - Беренжакские очерки

Социалистическая система создала возможность работать, не работая, и иметь при этом достаточно денег. Как это понять?

Если приезжает в деревню неискушённый руководитель и пытается организовать заготовку леса или ягод, или вообще создать подсобное хозяйство, то он сразу попадает в объятия Ивановых — люди с открытой душой, они всё умеют и всё знают; работа кипит, всё движется. Однако в результате ничего не делается.

Это — искусство, и этим искусством Ивановы овладели в совершенстве. Получая новую технику для выполнения договорных работ, они сначала её используют для своих целей, а потом начинается её ремонт. Через два-три месяца от автомашины остаётся только рама, а от трактора — одни гусеницы. Возникает потребность в новой технике; они её, естественно, получают, и с ней делается то же самое. Верно, сейчас стало трудно получить новую технику, особенно повторно, однако желающие заключить договор с Ивановыми ещё находятся. Но кто имел с ними дело хотя бы однажды, запомнит их на всю жизнь.

Очень живописное зрелище, когда семья Ивановых едет за ягодой: трактор с тележкой до отказа загружен оравой детей и взрослых. Тайгу они очищают от даров природы так, что там, где побывали Ивановы, делать уже нечего.

Водку они пьют умеренно, дерутся в основном с чужими, защищая друг друга. С ними приятно общаться, но работать с ними нельзя.

Социализм дал им очень много. Поэтому перемены им не нужны, так как тогда исчезнут хозяйственники, которых можно легко дурачить; поэтому сегодня они — в растерянном ожидании: что же будет дальше?

Многие ищут аборигенов в Африке, в Австралии, и никто не ищет их в Сибири. А напрасно.

При въезде в Беренжак стоит развалившееся логово сибирского аборигена Генки Башкира. Будучи знаком с ним около двух десятков лет, я не помню, разговаривал ли когда-нибудь с ним. Все двадцать лет внешний вид его нисколько не менялся: рыжий, лохматый, но — без бороды; всегда с великого похмелья; на немытом лице такое выражение, будто он только что проснулся. Одет в заношенный энцефалитный костюм, выдаваемый геологам при полевых работах.

Он не садит ни картошки, ни прочих овощей, никогда не топит избы — даже в сорокаградусный мороз, и никогда её не убирает. Работая на пилораме, в ста метрах от дома, он даже не считает нужным принести себе дров.

Однажды я зашёл к нему в избу; в углу лежала кипа самых разных шкур, от собачьих до медвежьих, и под ними спал хозяин. Он долго не откликался на зов, но после грубого мата шкуры зашевелились, и из-под них выполз наш герой.

Возле пилорамы постоянно крутятся заказчики пиломатериала и упрашивают пилорамщиков поработать хотя бы два-три часа. Надо сказать, что рабочий состав пилорамы меняется практически каждый месяц. Кооператор, что владеет пилорамой, набирает работников по деревням, обещая золотые горы; работники приезжают, начинают работать, однако через несколько дней уходят в запой; на смену им привозят другие такие же кадры. При этом недостатка в желающих работать у хозяев пилорамы нет; удивительно, но в итоге пилорама работает без простоев.

Постоянным работником остаётся только Генка Башкир. У него свободный распорядок дня, причём в какой-то степени он является инструктором бригады, так как остальные члены бригады — обычно новички.

В его жизни был однажды случай, который, казалось, сделал невозможное — на короткое время преобразил нашего героя. В посёлок случайно забрела симпатичная тунеядка и почему-то из всех жителей посёлка предпочла Генку Башкира: именно этот одичавший мужчина ей понравился, и она осталась у него. Он преобразился: откуда-то появились галстук и костюм, и никто не мог признать в нём бывшего Генку. Весь посёлок радовался за него; всем хотелось, чтобы он остался таким навсегда. Однако, пресытившись им, через два месяца на одном из лесовозов тунеядка сбежала, не выдержав нормальной семейной жизни. А через несколько дней Генка Башкир снова стал прежним аборигеном. И по сей день он не откликается на попытки местных и чужих женщин приручить к себе окончательно одичавшего мужика.

Трудно представить себе Беренжак без водки. Так же, как трудно представить себе машину без бензина — сразу наступает тоска; аналогичная ситуация в Беренжаке с водкой. Если в магазине её нет, то весь посёлок лихорадит; все требуют и ищут объяснений: почему нет водки? Самогон здесь не гонят, т. к. ждать, пока он будет готов, некогда — водка нужна сейчас же, немедленно.