Леонид Жуков - Злая фортуна

И — о боги! — перед ним сидела юная прелестница, как жемчужина, вынутая из воды. Она поразила его как молнией. Была в белом чесучовом пальто и такой же шляпке-корзинке. Из-под корзинки выбивались подвитые локоны, как на старинных миниатюрах. Евгений зажмурил глаза и боялся посмотреть на нее. Но вот посмотрел. Она читала. Тут она почувствовала, что он украдкой рассматривает ее, подняла глаза от книги и ответила взглядом. Этот взгляд вошел в него, как жгучая стрела, и заставил смутиться. В один миг он был покорен ею и почувствовал себя рабом ее. Подавленный, он стал, как вор, рассматривать ее гипсовые налитые руки и могучие упитанные колени, сулящие своими округлостями неземное блаженство. Крупный рост делал ее царицей. Она вся дышала свежестью, молодым румянцем, горящим, как настурции, и светом прекрасных глаз. В эти глаза он боялся посмотреть: они были густо-синие, в них было лазурное небо, купающееся в морских волнах, и он нашел, что в вульгарной перламутровой синьке, которой они были грубо обведены, мертвенно сжигая веки, есть вызывающая прелесть, дающая право надеяться.

Что он мог сказать ей? У влюбленного язык уходит в пятки. Сердце его колотилось, во рту высохло, но говорить что-то было нужно: до Кисловодска оставалось немного, и он мог потерять ее, не обмолвившись ни единым словом. Ему надоела праведная жизнь, еще больше сверлила догадка, что она достанется негодяю…

— Что вы читаете? — вырвалось у него произвольно, и стыд краской залил ему лицо.

— Лондона.

— Постойте, я читал этого Лондона, покажите, что там, «Ячменное зерно»? Верно, читал. Тут есть прекрасное изречение Конфуция: «Если мы так мало знаем о жизни, то что мы можем знать о смерти?»

— Я пока не дошла до Конфуция, — сказала она и закрыла книгу.

Ему было уже не до Конфуция, он принялся ругать врачей, подглядев ее фельдшерский халат, белевший из-под пальто. Так не в свою пользу он навлек на себя неприязнь. Но ругать врачей было нужно:

— Наша медицина находится в руках армии бездельников и плебеев.

— Ну и ну!

— По достоверности после религии на втором месте стоит медицина.

— Кто вам это сказал?

— Врачи лгут, чтобы прокормиться.

— Что они сделали вам плохого?

— Бетховен советовал остерегаться всего сословия женщин, а я советую остерегаться всего сословия врачей!

— Тогда зачем вы сюда приехали?

— По глупости. Какая-то дура посоветовала грязи, а они ничего не дают, кроме грязи.

— Скоро выскажетесь, у вас всё?

— Самая туманная отрасль на свете — это медицина. То, в чем нам отказано понимать, в невежественном обществе принимается за табу. Невежество вообще опасная вещь…

— Вы это выучили наизусть? Долго собирали материал?

— Не смейтесь, когда-нибудь будете вспоминать мои слова.

— А вот я буду учиться на врача, назло вам!

В гневе она была еще прекраснее. Вскоре гнев ее сменился на милость, и она взялась утешать его и заставляла поверить в медицину, покровительственным тоном стала изобретать пути, как помочь ему, но так и не могла ничего придумать.

Незаметно доехали до Кисловодска. Нужно было расставаться.

— Вам в какую сторону? — питая последнюю надежду побыть с ней еще немного, спросил он.

— Мне в противоположную. Ваша грязелечебница по ту сторону, садитесь на автобус.

Евгений ничего не соображал, не слышал, что она говорила, кровь прилила к голове от сознания того, что она ускользает от него. Он успел только переспросить, на какой автобус ему садиться, и не слышал, что она ему ответила, — в голове били молоты, и он потерял ее, как монету, провалившуюся в щель. Был густой туман. Она уже гордо стояла в толпе на остановке, белела своим пальто и была далекой и чужой. Он поплелся от нее, как преданная собака, которую гонят.

Имел ли он право попросить у нее свидания? Это было бы нелепостью, неоправданной дерзостью, начисто лишенной изысканности, а потому отнимающей у него власть делать это. Он был воспитан в аристократической утонченности оценки поступков, даже в самопожертвовании, и вел себя как умирающий солдат, терял ее твердо и мужественно, обреченный на полную безнадежность встретить ее где-либо.

К вечеру, ложась в постель, он не мог уснуть, в горячечном бдении рассуждая: удастся ли ему теперь встретить ее на вокзале? И вот он тешил себя тем, что нужно искать встречи в том же поезде, на котором он будет теперь ездить в Кисловодск. Так он надеялся, что увидит ее завтра.

Для этого он пришел к поезду раньше и пропустил несколько лишних, вглядываясь в прохожих: не мелькнет ли где ее белое пальто? Один за другим подъезжали поезда из Кисловодска, шумно высыпали на перрон разноликие черти в серых одеждах, но белого пальто, плывущего в царской походке, не появлялось…

Читать дальше