Ольга Новикова - Приключения женственности

— Конечно, конечно, я позвоню и подъеду. — И он исчез.

— Как замечательно все складывается! — Простенко от счастья аж порозовел. — Я как раз бутылку шампанского припас. Правда, у меня тут встреча назначена с режиссером из Ельца — он моего Уайльда ставить собирается. Это такой умница, такой очаровательный человек, пить недавно бросил — он нам не помешает. А то я не знал, куда его повести…

Вот так все началось — из-за Вали я пошел на этот прогон.

Простенко и провинциал, от каждого движения которого в нос шибал запах пота и дешевенького одеколона, проторчали у меня до полуночи — ночевать я бы их ни за что не оставил. Эраст три раза звонил, спрашивал, как на машине ко мне проехать, но так и не появился.

Сухопарая «гениальность» (как назвал ее в хорошем настроении Эраст) с налезающей на очки челкой посторонилась и подтолкнула вперед юнца, который не спеша пошаркал по резиновому коврику и, перешагнув порог, с высоты своего почти баскетбольного роста кинул взгляд на Аву — так на ходу бросают камешек в воду и ленятся посмотреть на круги от него.

— Мне рекомендовали вас как глубоко порядочного человека… — прямо в коридоре начала писательница.

Ава поежилась. Многоточие в конце фразы предполагало, что надо либо предъявить доказательства своего благородства, либо пробормотать «да, конечно…», чем поставить себя в зависимость, в подчиненное положение. Встреча начиналась как состязание, но если спортсмену дома и стены помогают, то психоаналитику легче бывает на чужой территории, поскольку на своей приходится проявлять гостеприимную любезность, не всегда полезную для работы.

— Мне нужно знать, как вывести Петра из депрессии! Причины понять не могу — девочки тут ни при чем, я выяснила, — больно схватив Аву за локоть и затащив ее в гостиную, громким шепотом объявила писательница.

Однажды неглупый ловелас со стажем, лежа на фрейдовской кушетке, признался Аве, что ему надоели порядочные женщины: почти всегда отдаются лишь после долгой борьбы, иногда и физической, а потом виновато шепчут: «Теперь вы — или „ты“, не имеет значения, — меня не уважаете». Приблизительная цитата, подумала тогда Ава. Дамы плохо помнят Анну Сергеевну, или Чехов хорошо, правильно запечатлел типическое ханжество и закомплексованность русской женщины в типическом обстоятельстве по крайней мере на два века — двадцатый заканчивается, а в следующем появится новый классик и построит свою периодическую систему характеров уже не только русских, а просто человеческих. Вряд ли это будет нынешняя посетительница: даже в роли матери не отдает себе отчета в том, как она похожа на всех родительниц, к какому бы слою они ни принадлежали. Думают, что все знают о своем дитяти, а не понимают, как легко обмануть беззащитную самоуверенность.

Через пять минут мать, замороченная стопкой журналов, сидела на угловом диванчике в прибранной кухне и срывала свое раздражение на литературных соседях, проживающих под одной с нею светло-голубой мягкой обложкой, а сын жадно рассматривал картины, что с детства висели в комнате Авы.

— Акварель фонвизинская у вас хорошо сохранилась… — Петр прервал ловкое, ненапряженное молчание, которое проветрило комнату, и солгать или схитрить в ней стало все равно что насорить в музейных покоях.

Ава не всплеснула руками и не закудахтала восхищенно: «Ах! Ох! Откуда ты знаешь?! Какой молодец, что догадался!» — а, пересаживаясь из-за письменного стола на диван, обронила:

— Даже искусствоведы не всегда точно атрибутируют Артура Фонвизина, один приписал эту работу Звереву.

— Что вы! Зверев гораздо нахальнее! Папку с Фонвизиным мне наш режиссер показывал у себя дома. Акварели солнца боятся, поэтому на стену он их пристраивает только для телевизионщиков.

О каком режиссере речь — Ава уразумела сразу: паренек все время месил свою белокурую челку, как это делал на репетиции Эраст, бегая между креслами амфитеатра и сценой. Зная подсказку, можно было продемонстрировать прозорливость и огорошить подростка безапелляционным разложением по полочкам его проблем, но задача-то другая — не классифицировать, как делают психологи, стряпающие диссертации и статьи, а снять, вытеснить всю или хотя бы большую часть тяжести с его души. К профессиональному интересу, который при встрече с любым, каким угодно случаю, пациентом питал Аву, диктовал вопросы, руководил мимикой, — добавилась возможность выведать для Тараса неожиданные детальки о жизни его персонажа. Пока же стало ясно, что ярлык «депрессия», изготовленный в домашних условиях, обозначает скорее всего не болезнь, а беду, поделиться которой с такой матерью невозможно.