Наринэ Абгарян - Дальше жить

Вот уже пять лет, как Масис перебрался в Берд. В каникулы он гостит у родных в Карин-Таке, остальные дни проводит у Арто. Живет в его доме, в свободное от школы время помогает в мастерской. По вторникам, пока Аваканц Мишик навещает старый хачкар, заменяет его в бакалейной лавке. По пятницам и воскресеньям занимается с дочерью сапожника математикой. От денег наотрез отказывается. Мужики в нем души не чают, называют сыном полка. Воспитывают – неуклюже и бестолково. Масис с пониманием относится к их педагогическим потугам, но завел привычку огрызаться. Тринадцать лет – серьезный возраст, пора бы им это уже понять.

Иногда тоска по родному дому становится до того невыносимой, что Масиса подмывает уехать на первой же попутной машине. Но он этого не делает, чтобы не расстраивать Арто и родителей, для которых важнее его здоровья ничего нет. «Я даже готова много лет не видеться с тобой, если это поможет твоим обожженным легким выздороветь», – как-то, провожая его в очередной раз в Берд, сказала мать. Сказала, разрыдалась и обняла его так сильно, что отцу пришлось разжимать ей пальцы, чтобы помочь сыну высвободиться. Масису иногда кажется, что они так и остались в том горящем доме, и что мать до сих пор, кашляя и задыхаясь от едкого дыма, мечется между карасами, поливая всех рассолом, который мгновенно высыхает, образуя на теле царапающую корку, а отец, израсходовав все патроны, долго, невыносимую долгую вечность перекатывает на ладони последние три, а потом скупым и решительным движением дергает на себя затвор, чтобы зарядить ружье.

Однажды он признался Масису, что самое мучительное, с чем ему пришлось столкнуться, – это выбор. «Живым я все равно бы не дался. И оставить вас им на растерзание тоже не мог. У меня не было ни страха смерти, ни отчаяния, ни даже сомнения. Единственное, что меня мучило – это выбор. Все то время, пока я держал оборону дома, я думал только об одном: в кого из вас, когда настанет время, мне нужно будет выстрелить первым: в тебя или в твою мать».

О войне Масис знает ровно то, что знает каждый приграничный житель: однажды начавшись, она может не закончиться никогда. Война будет медленно расползаться, отравляя смрадным дыханием все на своем пути. Каким-нибудь утром она обязательно окажется на пороге вашего дома, и единственный выход, который она вам оставит, – уйти, забрав с собой тех, кто вам дорог.

Забел говорила – не лежи на левом боку, сердцу больно – твоему и моему, я ведь тоже лежу на левом боку, когда и ты.

– В поликлинике работаешь, а во всякие глупости веришь! – ворчал Арто, поворачиваясь на правый бок.

– Не верю, но прабабушка с детства приучила не лежать на сердце, – оправдывалась Забел.

Она любила спать, как сама называла, – «ракушкой», если он на боку, то и она, обнимает его, прижмется трогательно и дышит в спину.

Ну и живот ты себе отъел, говорила Забел, если бы я была муравьем, мне бы целой жизни не хватило, чтобы перейти с одного его края на другой, приползла бы седой муравьиной старухой вот сюда – она тыкала его в пупок, он отбивался – боялся щекотки, она хохотала – звонко и заразительно, и договаривала, задыхаясь от смеха, – приползла бы сюда и с чувством исполненного долга богу бы душу отдала.

– Не говори так! – расстраивался Арто.

– Что толстый?

– Что душу богу отдашь!

– Родной мой. А мой родной!

– Что?

– Люблю тебя, вот что.

Забел говорила – а представь, если в тот день ты бы не ко мне зашел, а в соседний кабинет, к Цивинанц Ниник, она ведь тоже хорошая медсестра, и рука у нее легкая – такие умеет уколы делать, что не почувствуешь, и красивее она меня в тысячу раз, красивее же?! – говорила Забел, сердясь и наливаясь обидой.

Арто старался не дрогнуть лицом, чтобы не выдать своего веселья.

– Не повезло мне, да.

– Дмбо [39]! – мгновенно вспыхивала она.

– Не знаю никого красивее тебя! – поспешно исправлялся он.

– Да?

– Да.

Ну так вот, Забел вздыхала, словно заплаканный, но успевший слегка отойти от слез ребенок, а представь, если бы ты не ко мне зашел. Мы не познакомились бы, не полюбили друг друга. Не поженились бы. Не жили бы сейчас в этом каменном доме. Я бы не кормила тебя этим обедом, вкусно же?

– Ну как тебе сказать. Может, и не очень вкусно… – тянул Арто.

– Не очень вкусно, потому вторую порцию себе положил? Ну-ка, выкладывай обратно в кастрюлю, неблагодарный!