Дениз Вудз - Ночной поезд в Инсбрук

— Да, я знаю.

— Так что даже не знаю, что и сказать, — смотреть там вроде как и не на что.

— Я знаю. Я уже не раз бывала в этом городе.

— Фу-у, там слишком спокойно. Я зависал в городах с населением в два раза меньше, но там было в два раза прикольнее. Когда мы приехали из Египта, я чувствовал себя как на Марсе. Понимаешь, о чем я?

«А нубийцы, наверное, думали, что это ты оттуда прилетел».

— Фу ты, я был рад унести ноги. Что-то зловещее витает в воздухе. Как будто в чистилище попал, или что-то в этом роде. Не сказал бы, что мечтаю остаться там надолго.

— Не такой уж плохой город, — сказала Фрэнсис. Но она знала, что именно такой. Новый Вади-Хальфа — это кучка скучных домишек в чистом поле, зал ожидания на границе. Его построили лишь потому, что отсюда уходил паром в Египет. Ее передернуло. Ждать Ричарда в Вади-Хальфе все равно что провести время в заключении. С собой у нее было только две книги: «Волхв» и «Медленно уплывая в Китай». Обе она уже читала. Даже в компании Джона Фаулза и Гэйвина Янга ей не улыбалось торчать в Вади-Хальфе. Одиночество, скука, жара, мухи и тараканы, а ко всему прочему еще и беспокойство о том, что и на следующем поезде не будет Ричарда, — нет, этого ей не выдержать. Когда паром отчалит, кроме нее в городе не будет ни одного иностранца. И что ей делать день за днем, запертой в четырех стенах из-за пекла на улице, не зная, куда деваться от тревоги?

Австралиец будто прочитал ее мысли.

— Как думаешь, сможешь пожить немного в городском отеле?

— Конечно, это не гранд-отель, но спрятаться от солнца в нем можно. И нубийцы очень приятные люди.

— Ага, люди здесь хорошие, но тебе от этого ни холодно ни жарко, если не знаешь языка. А если у тебя аппендицит или еще что похуже?

— Ну, боже мой, это ж не Тимбукту!

— Да уж. Тимбукту — городок людный, говорят.

— Так что если у меня будет аппендицит, я умру смертью одинокого странника. Ну и что с того?

Своим тоном она разрушила дьявольское очарование страшной перспективы. Они замолчали.

Фрэнсис посмотрела на свое отражение в окне. Купе за ее спиной выглядело как незнакомое место. Она задумалась над тем, что же стало с тем милым поездом, с тем расшатанным экспрессом, рассекающим унылую пустыню, — как шутил Ричард, единственный холст, на котором Бог ничего не изобразил. Что стало с купе, чьи стены еще прошлой ночью были свидетелями их великолепных ласк? От таких мыслей было еще мучительнее, но ей поневоле вспомнилось, как в три часа утра поезд остановился не по расписанию, непонятно почему. Когда толпа пассажиров высыпала на улицу поспать лежа на прохладном песке, Фрэнсис уселась на ступеньки и смотрела, как Ричард исчезает из виду, уходя в темноту, будто в соседнюю комнату. Позднее он рассказывал ей, что отошел на некоторое расстояние от поезда и лег. Над ним простиралась галактика, в которой было столько звезд, что ему показалось, будто он поднялся над землей. Он сказал, что летал высоко в воздухе. А когда свисток разрезал тишину ночи и стали слышны голоса людей, поторапливающих друг друга, он вернулся — еще витая в облаках, весь в эйфории, в восторге от своего неземного приключения, а едва поезд тронулся, затащил Фрэнсис в купе. Целуя ее так, будто хотел, чтобы их кровеносные жилы сплелись воедино, он стянул с нее через голову блузку и одновременно закрыл за собой дверь ногой. Потом поднял ее на верхнюю полку и сам залез туда. Наверху было тесно. Сначала им стало смешно (ну и дикость — кувыркаться в поезде посреди Нубийской пустыни при тридцатиградусной жаре), но когда они начали заниматься любовью, то оказались вне времени и пространства, там, куда Фрэнсис всегда мечтала попасть. Когда они вместе кончили, то в порыве страсти чуть не свалились с полки.

Именно о таком незабываемом опыте, как секс в скором поезде «Долина Нила», она и мечтала, этим она жила. Когда она проснулась на следующее утро и вспомнила о том, что решила распроститься с таким образом жизни, она снова впала в меланхолию, а изнутри ее подтачивало чувство обиды. Пока Ричард убивал время, Фрэнсис пыталась растянуть минуты до бесконечности. Она отчужденно смотрела в окно и дулась, пока ее брюзгливое настроение не довело его до бешенства.

— Может, еще чаю принести?

Образ Ричарда растаял в воздухе. Австралиец взял ее бокал.

— Почему все хотят напоить меня чаем? — резко бросила она.

— Извини, что?

— Да нет, я просто… Прости, я только хотела…

— Не беспокойся.

— От чая не откажусь, спасибо.