Вионор Меретуков - Дважды войти в одну реку

— Например?.. — в голосе Рафа слышится угроза, он приподнимается в кресле.

— Например? Да мало ли… — Тит неопределенно крутит рукой в воздухе.

— Может, ты знаешь, — выкрикивает Раф, — чему в наше суровое, вконец развинтившееся время должна посвящать себя творчески одаренная личность? Не метлой же мне, в самом деле, махать, я ведь, как-никак, работник умственного труда, элита общества, — голос Рафа звучит напыщенно. — Мне и так приходится, чтобы заработать на хлеб, водку и зрелища, наступать на горло собственной песне и читать лекции юным дарованиям, будущим великим писателям и поэтам, чтоб им провалиться сквозь землю! Эти дети двадцать первого века имеют настолько туманное представление об окружающем мире, что у меня просто мозги вскипают от бешенства! По их мнению, телевизор и телефон как бы изобрели еще при Наполеоне Бонапарте, а сам Наполеон жил как бы в эпоху раннего Средневековья, которая длилась как бы сто лет и закончилась как бы накануне Второй мировой войны. Знал бы ты, какой винегрет в головах этих бедуинов с Тверской…

— Это всё американец гадит!

— При чем здесь Америка?! У нас своих дураков хватает…

— Нет, нет, не скажи, это всё тлетворное влияние дядюшки Сэма: заокеанский стиль, американ модус вивенди.

Раф с обречённым видом машет рукой.

— Послушал бы ты, как они говорят! Каждое предложение у них заканчивается риторическим вопросом "да?". "Да?..", спрашивают они у самих себя каждый раз, когда у них возникают проблемы с продолжением…

— Не понимаю…

— Поясняю: раньше так говорили грузины в кино. Например: "Конфета! Давай познакомимся, да? "Таганка" пойдем, да? Ресторан посещать будем, да? Гулять-танцевать будем, да? Шашлык-машлык кушать будем, да? Понимаешь, да?". Это и ещё бесконечные "как бы" выводят меня из себя! Это дурацкое "как бы" — визитная карточка целого поколения.

— Наплюй! Давай лучше водку пить.

— Нет-нет! Это "как бы" куда глубже и серьезней, чем кажется на первый взгляд. Это "как бы" — от неуверенности в своих знаниях. А поскольку они ни черта не знают, то и сомневаются абсолютно во всём. Возьми моих студентов, они ни во что не верят и ни в чем не уверены. А если в чём-то и уверены, так это в том, что люди давно побывали на Марсе, а на Венере, по их мнению, люди вообще живут издавна, со времен Леонардо да Винчи, которого придумал Дэн Браун. На днях я случайно подслушал разговор двух таких титанов мысли. Один титан просвещает другого: "Ты Достоевского читал? Нет? Прочти. Забойно пишет. Правда, Мураками мне нравится больше. Но у Достоевского есть одна классная вещица: "Преступление и наказание" называется. Советую почитать. Вообще я даже не ожидал, что этот Достоевский так прилично пишет". И это беседа студентов четвертого курса специализированного литературного института! На днях они в "курилке" заспорили, кто убил Пушкина: Лермонтов или Онегин. Представляешь, каков уровень этих идиотов? Чтобы не сойти от всего этого с ума, я им читаю свои ранние стихи…

— Пытка стихами?!.. — подпрыгивает в кресле Тит. Его глаза сияют от восторга. — Гениально!

Раф испускает тяжелый вздох.

— На нас, на нашем больном поколении, — продолжает он, — закончилась великая российская история. Вообще-то она закончилась еще раньше, в нас лишь сохранились отголоски тех славных времен, когда умами современников владели не какие-то провинциальные парвеню с Рублевки и малограмотные пошляки из телешоу, а великие личности, гениальные поэты и писатели. С нашим уходом в небытие будет бесповоротно покончено с золотым и серебряным веками. И потом, они, эти нынешние, — говорит Раф, презрительно кривя губы, — эти нынешние молодые люди просто инертны. А мы хотя бы внутренне были способны на поступок. Пусть мы не совершали ничего героического, но, повторяю, мы были к этому готовы. Мы не свергали режимов, но иногда мятежный дух свободы переполнял нас, и мы, например, могли на спор искупаться в Чистых Прудах или средь бела дня свинтить вывеску у парадного подъезда министерства сельского хозяйства. У нынешнего поколения нет и этого. Предел их мечтаний — стать богатыми, что означает — стать буржуа. Они начинают там, где человек Запада закончил в начале прошлого века и чего стыдится любой мыслящий европеец или американец.

— Будто в наши времена было иначе… В середине семидесятых сын одной моей приятельницы, близкий к диссидентам молодой зубной врач, очень милый и приятный мальчик, сумел свалить из Союза и осесть в Штатах. Перед отъездом его благословил главный правозащитник Москвы и Московской области господин Кацеленбоген. "Наконец-то, мальчик мой, вы вырветесь из этого ада! — восклицал правозащитник, сверкая безумными глазами и тряся пыльной бородой. — Вы едете в страну демократии и свободы". И вот спустя год новоиспеченный демократ присылает в Москву своим бывшим коллегам письмо, которое читал, как, захлёбываясь от гордости и восхищения, сообщила мне его мамаша, весь дружный коллектив поликлиники. "Друзья! — писал этот милый юноша. — Сбылась мечта всей моей жизни: у меня голубой "Форд"!" Вот так-то!