Вионор Меретуков - Восходящие потоки

В этот момент я услышал странный звук. Будто в дверь скреблась большая собака.

— Кем бы ты ни был, о, нежданный гость, но — входи, и будь ты проклят! — проорал я. — Дверь не заперта!

— С тобой все в порядке? — встревожено спросил Карл. Он вошел в номер и остановился возле моей кровати. — Я слышал голоса. Но здесь никого нет… — он огляделся. — Тогда с кем ты разговаривал?

Он взял в руки тетрадь для записей и прочитал вслух написанное мною несколько дней назад:

— "Небесный свод разбух, взорвался, и из глубин вселенной на меня обрушилась таинственная, мощная и сладостная сила".

— Я знаю, что с тобой происходит, — уверил меня Карл. — Просто у тебя давно не было женщины. Вот ты и разбух. И не надо искать таинственное там, где его нет. Ты не восторженная курсистка, а половозрелый мужчина, который уже больше недели обходится без бабы. Как это тебе удается, не понимаю…

— У тебя у самого давно не было женщины… Я подсчитал, целых пять дней.

— Я — это совсем другое.

— Это еще почему?

— Я вообще могу обходиться без женщин. Я могу жить воспоминаниями. Я ими питаюсь. Мне этого достаточно.

— Кстати, как звали твое предпоследнее воспоминание, ну, ту шуструю, коротконогую и грудастую, которую ты подцепил в кабачке на пристани…

— Ты имеешь в виду Сюзанну? Не правда ли, восхитительная девушка! А главное — доступная. Я это очень ценю в женщинах. И потом, у нее была такая привлекательная задница, что я просто не мог пройти мимо. Я капитулировал, и теперь она для меня трогательное воспоминание. Ты знаешь, у меня есть ее фотография, и я ношу ее в бумажнике, в одном отделении с презервативами. Как напоминание о трагических ошибках…

— Я очень надеялся, что ты от нее подхватишь какую-нибудь не слишком опасную болезнь.

— Ты надеялся, а я опасался, — сказал Карл грустно. — И в результате твои надежды оправдались, а мои опасения, увы, подтвердились…

— ?..

— Да нет, шучу. Но иногда хочется, чтобы беседа текла литературно, вот и ляпнешь ради красного словца какую-нибудь гадость. А она, гадость-то, глядишь, впишется и украсит. Впишется и украсит…

Карл присел на край кровать.

— Ты знаешь, — вкрадчивым тоном начал он, — я испытываю к тебе почти отцовское чувство…

— Чего это тебя так разобрало?

— Нет-нет, правда! Ты мне — как сын!

Я оживился.

— Значит, ты завещаешь мне все твое движимое и недвижимое имущество?

Карл пожевал губами.

— Я не об этом… Я о духовном! Повторяю, ты мне как сын.

— Что ты можешь знать об отцовском чувстве? — безжалостно сказал я, намекая на его дочерей.

— Да-а… — протянул Карл. — Это точно. Но именно к тебе я воспылал родительским чувством. Если с тобой, не дай Бог, что-нибудь случится, я этого не перенесу… Честное слово! Я к тебе очень привык… Женщины, это, конечно, хорошо, но без друга, даже такого неверного и вздорного, как ты, обойтись нелегко.

И Карл замолчал, будто ко дну пошел.

Карл, готовый часами молоть языком, порой способен надолго погружаться в молчание. Уставится на что-нибудь незначительное, малосущественное, вроде цветка в горшке, и молчит.

*************

Вчера Карл привез из Линца ружье, пятидюймовый гвоздь и молоток.

Ружье кремневое, старинной работы. Карл уверяет, что ружье находится в отличном состоянии и вполне пригодно для охоты на крупного зверя.

— На кой черт тебе этот монстр? На кого ты собираешься здесь охотиться?

— Дурак ты! Ничего не понимаешь. Старинное ружье украсит мое временное пристанище. А на кого охотиться? Было бы ружье, а уж на кого…

Ружье Карл позаимствовал на время у знакомого антиквара, и, видимо, вспомнив знаменитый драматургический ход, повесил у себя в номере над диваном.

Стучал, вколачивая гвоздь в стену, с такой силой, что должен был переполошить весь отель.

Но никто из гостиничной обслуги и ухом не повел. Вероятно, все уже привыкли к чудачествам богатого русского с немецким именем и немецкой же фамилией.

Вколотив гвоздь и повесив ружье, Карл сделал два шага назад и принялся любоваться своей работой.

Я приблизился к ружью и с серьезным видом стал его рассматривать. Карл стоял рядом, скрестив руки на груди.

Я осматривал ружье не менее минуты. Наконец, спросил:

— Это аркебуза? Или пищаль?

Карл поднял левую бровь.

— А черт его знает…

— Может, фузея?

— Я ж говорю, не знаю!

— А может, это кулеврина? Или штуцер? Или мушкет?

— Откуда такие познания? — спросил Карл и подозрительно посмотрел на меня.