— Я думаю, вашему отцу поможет только клиника имени Сербского. Там владеют технологиями вправления мозгов. И, причем, не только здоровым, но и больным пациентам. За долгие годы там наработали такие приемчики, что о-го-го! — враз вылечат…
— Я хотела просить вас…
— Нет, нет и еще раз нет! И не просите. Я не психоаналитик…
— Но вы же можете, используя ваш выдающийся талант, — вкрадчиво сказал Виталик, сумев неожиданно для меня сложить достаточно длинную фразу, — так сказать, сглазить…
— Так сказать, сглазить… Что я вам лесная колдунья, что ли?! Начитаются, понимаешь, всяких эзотерических книжечек… Я вам вот что скажу… Бежать вам надо, бежать!
— Сергей Андреевич, ну, пожалуйста, — умоляющим голосом воскликнула Марго, — что вам стоит? Хотите, я перед вами на колени встану?
— Не хочу.
— Я все готов отдать… — страстно прошептал Виталик ярко-красными губами.
Что ты можешь отдать, ничтожество! — подумал я…
— Прочтите хотя бы письмо, — упавшим голосом произнесла Марго.
— Будь по-вашему…
К этому моменту мое терпение лопнуло. Я взял конверт в руки. Холодно глядя в глаза Марго, я неторопливо разорвал его на множество мелких клочков и бросил все это в пепельницу. Затем поднес к ней зажигалку…
Марго и ее телохранитель, как завороженные, следили за моими действиями.
— Вопросы, поданные в письменном виде, — сказал я, когда костерок погас, — рассматриваться не будут. Впрочем, и в устном — также…
В моих руках гости увидели бейсбольную биту.
Я уже знал, как надо разговаривать с этой публикой.
…Опережая вопли хозяина, вниз по лестнице, подпрыгивая на ступеньках, катилась великолепная морская фуражка с белоснежным верхом и синим околышем, надпись на котором утверждала, что обладатель дивного головного убора является непременным членом сочинского яхт-клуба.
Скача, как заяц, вслед за фуражкой по лестнице несся бородатый мужчина в наглухо застегнутом морском кителе и широко раскрытым ртом извергал проклятия.
Движения мужчины были несколько беспорядочны. Это происходило потому, что он руками, вместо того чтобы помогать ими себе при беге, держался за окровавленную голову.
Рядом с ним, нос в нос, пытаясь обойти на повороте, стремительно шла по дистанции красивая девушка, на пупке которой внимательный взгляд — не будь бег юной особы столь стремительным — рассмотрел бы украшение в виде серебряной булавки. Глаза девицы были полны ужаса.
Не полагаясь полностью на свой талант чудотворца, я для подобных визитов припас бейсбольную биту, зная по фильмам, как ей удобно отмахиваться от врагов.
Но Дина!.. Неужели этот Виталий?..
Подумалось, напрасно я сглазил весь мужской цвет мировой оперы. Всех этих Паваротти и Корелли. Ведь миланская опера может остаться без сладкоголосых певунов, и ее хозяевам придется обращаться за подмогой к дирекции Большого театра.
Разорвать и сжечь письмо… Жест, конечно, красивый. Но я так никогда и не узнал, что же там нацарапал сумасшедший горбун.
В связи с этим я некоторое время испытывал смутное сожаление, потом успокоился, вспомнив, что из подобных опрометчивых поступков состоит большая часть нашей жизни.
Я был по-прежнему на распутье. Несмотря на открывшиеся мне откровения, я продолжал сомневаться в правильности принятого решения.
Он был назначен на солидную и хорошо оплачиваемую должность заместителя министра. Заместителя — по холостяцкой части. Хотя официально его должность называлась заместитель министра по общим вопросам.
На первых порах ему приходилось много ездить, заседать на всевозможных торжественных заседаниях, участвовать в пленумах, съездах и научных симпозиумах. Это потом он занялся тем, ради чего был назначен министром на эту должность — поставкой своему шефу молоденьких шлюх, до которых министр был чрезвычайно охоч и без которых, несмотря на свои семьдесят и непомерную полноту, не мог прожить и дня.
А сначала ему пришлось научиться выступать с речами по поводу открытия новых заводов, цехов, отделов и лабораторий, говорить красивые слова на многолюдных юбилеях с банкетно-ресторанным продолжением, пламенно критиковать в общем хоре отдельные недостатки, еще встречающиеся иногда и кое-где. А также, что ему поначалу нравилось меньше, — произносить надгробные речи по случаю участившихся, как ему казалось, в последнее время, "безвременных кончин" и "невосполнимых утрат".
Читать дальше