Вионор Меретуков - Меловой крест

Вместе с далекими, как бы рваными, звуками ветер нес беспокоящие сердце запахи уставшего за день моря и женских духов…

Я вышел на лоджию. Босые ноги ощутили приятную прохладу слегка шершавого кафеля и тончайшего слоя песка.

На полу, обхватив колени руками, сидела Дина. Она широко открытыми прозрачными глазами смотрела на луну.

Я опустился на пол рядом с девушкой.

Если хочешь услышать стопроцентную ложь, спроси женщину о ее прошлом.

Я давно не расспрашиваю своих женщин об их прежних романах.

Во-первых, потому, что они, если и согласятся ответить, нагородят тебе столько больно ранящей неправды, что быстро пожалеешь о глупых расспросах.

Во-вторых, такие расспросы — удел молодых ревнивцев, которым не под силу совладать с собственными чувственными переживаниями. А я, к несчастью, не молодой ревнивец.

Если же женщина сама начинает разговор о своем прошлом, то, на мой циничный взгляд, это вообще стоит оставить без внимания.

Мне показалось, что Дина готовит мне сюрприз в этом роде.

"Я хочу курить", — сказала она жалким голосом.

Я принес сигареты и опять сел рядом с ней.

Она закурила. Потом приступила к тому, чего я опасался.

"Прости меня, — сказала она, — я все еще люблю одного человека…"

Она заплакала. Потом прижалась ко мне, как бы ища защиты от самой себя. Хотя я не сделал никакого движения, она поняла, что мне это было неприятно.

"Прости меня, — опять сказала она, осторожно отодвигаясь. — Я так боюсь тебя потерять! Если ты меня бросишь, я умру".

"Спасибо за признание, — сказал я жестко, имея в виду ее слова о том человеке, — хотя лучше бы ты его не делала".

"Разве я виновата? Почему так?.. Разве это может быть так?" — сквозь слезы говорила она.

Я рассердился:

"Да что с тобой? Все было так хорошо! И ты разом все испортила! Послушай моего совета. Пока ты не выбросишь из своей памяти, из своего сердца, черт бы его побрал! этого твоего другого человека, он всегда будет стоять — или лежать? — между нами. Того человека ты любишь — если действительно любишь — потому, что он причинил тебе боль. Подожди немного, — я усмехнулся, — я сделаю то же самое. Пока же ты причинила боль мне. Кстати, этот твой другой человек, — я подозрительно посмотрел на девушку, — случайно, не Юрок?".

"Господи! — с досадой воскликнула она. — Причем здесь Юрок?!"

…На следующее утро я взял напрокат машину, и мы, как я уже говорил, отправились в Венецию. Во время поездки я и Дина вели себя так, будто ночного разговора не было.

Чтобы окончательно запутать повествование, вернемся на время в Москву, в мою гостеприимную квартиру, открутив назад несколько недель.

Идея попутешествовать вместе с Диной по Италии пришла мне в голову вскоре после отъезда Юрка.

В самый разгар двухдневного пьянства Юрок внезапно исчез, оставив после себя гору сигаретных окурков и один грязный носок. И забыв прекрасную длинноногую Ундину.

Негодуя по поводу исчезновения друга, я провел тщательное расследование, с пристрастием допросив девушку. Но она сама ничего не знала, твердя, что визит Юрка я выдумал. И вообще, заплетающимся языком заявила она, она никакого Юрка не знает. Его я, по ее словам, тоже придумал.

"Все это ваши фантазии, господин художник, — твердила она, раскачиваясь на стуле и странно жестикулируя, — как перед Богом, клянусь, никогда не знала никакого Юрка".

Я был в затруднении.

"А как же это?" — спросил я, с отвращением поднимая с пола улику — носок Юрка. Но девушка была не в силах удостоить меня ответом, ибо уснула во время допроса.

Я же всю ночь я не спал. А может, и спал. Если сном можно назвать состояние, похожее на каталепсию или обморок.

Наступило утро…

"Все, больше не пью!" — взбадривая себя, на всю квартиру проревел я.

"Зарекалась свинья апельсины не есть", — тотчас отреагировал звонкий женский голос из столовой.

Я сполз с кровати и на карачках, охая и причитая, направился на голос. Открыв ударом лба дверь в столовую, я замер в изумлении. Комната сияла чистотой как операционная районной больницы перед приездом министра здравоохранения.

В кресле сидела Ундина и пилочкой полировала ногти.

"Вам помочь добраться до ванной?" — спросила она.

Я провел в ванной часа два, передвигаясь, как пораженный артритом сомнамбул.

Я бился целый час, брея лицо, которое так сильно опухло, что его рабочая площадь увеличилась ровно вдвое и, казалось, составляла не менее квадратного метра. Особое тщание и мастерство мне понадобились, когда я приступил к пробреванию неизвестно откуда взявшихся складок. Я надувал щеки, пыхтел от натуги, стараясь разгладить кожу. Временами мне казалось, что я брею не себя, а собаку породы шарпей. Вконец измучившись, я добрился-таки, после чего принял твердое решение временно завязать с выпивкой.