Наталья Гарбер - Улыбка в наследство

— Борис Михалыч, у меня есть для Вас задачка!

— Посмотрим, посмотрим. Мммм, да, интересно.

Борис Михайлович, знаменитый физик, профессор одного из лучших вузов страны, летом с семьёй отдыхал в Эстонии. Деревенька стояла на территории Лаахемасского природного заповедника, лицом к Балтийскому морю. Черника, грибы, косули и зайцы водились в её округе в немеренных количествах. Моя мама вывозила меня туда ежегодно лет с семи, так что к восьмому классу я отлично знала профессора.

За годы, что мы там отдыхали, в деревеньке сформировалась более-менее постоянное общество из московской и питерской интеллигенции. Место было красивое и чистое, эстонцы — в меру холодные и все на велосипедах, а жильё хорошее и приемлемое по цене. В магазине всегда были вкусные прибалтийские молочные продукты, дивный хлеб под удивительным названием «Сепик», овощи и прочая полезная еда. На велосипеде можно было доехать куда угодно, кроме погранзаставы — там стояли российские войска и раз в год сменялся начальник, потому что ежегодно по какому-то волшебному стечению обстоятельств именно в этом месте кто-то смекалистый уплывал в Финляндию контрабандой.

Профессор никуда плыть не собирался, он учил всех желающих играть в бадминтон и решать задачки по физике и математике. Если он видел достойную задачку, то отдавался ей целиком. То есть с момента встречи он думал о ней постоянно, днём и ночью, пока она не решалась. За время работы в вузе он решил столько задачек, что стал соавтором одного из самых известных вступительных решебников и настоящим Щелкунчиком своего дела.

И вот по окончании восьмого класса математической школы мой учитель математики дал классу на лето десяток задач, каждая из которых тянула на маленькую диссертацию. И отправил отдыхать. Я нашла по разным книжкам какие-то ходы ко всем заданиям, кроме одного и именно этот орешек повезла Борису Михайловичу в подарок. И вот теперь его жена Эмма с безнадёжным выражением на хорошеньком лице смотрит, как Борюша читает текст, который лишит её вменяемого мужа на неопределённое время. Профессор будет приносить из магазина кефир вместо сыра, а с рынка — картошку вместо яблок, он станет надевать разноцветные носки, терять кошельки и на простой вопрос вроде «как вам сегодня на пляже?» отвечать выдержками из физических формул. Он будет решать задачку — и это неизбежно.

Эммочка покорилась судьбе. Её первый муж был богемным сыном известного писателя и отличался большими странностями, так что она ушла от него к профессору, уже имея за спиной большую школу жизни. К чудачествам ей не привыкать. Сама она была довольно хорошим переводчиком, знакомым с творческими подъёмами и вдохновением. Но всё-таки не до такой степени, чтобы перепутать баню с туалетом и приехать на пляж без полотенца и купальных трусов. А профессор мог. С момента, как ему попадалась достойная задачка, он мог и не такое.

Борис Михайлович не ходил с блокнотом и ручкой, он всё держал в голове. Он был ходячий компьютер. Процессор профессора был загружен в диапазоне от десяти до девяноста процентов — в зависимости от интенсивности творческого горения. Варка идей была непредсказуема как любой творческий процесс, поэтому могло случиться, что вот только что Борис Михайлович совершенно вменяемо шёл в кафе обедать — и вдруг переставал слышать собеседника, отвечал о чём-то своём, съедал салат соседа и выходил, оставив кошелёк на столе. В общем, обычно он всюду гулял с Эммочкой и она отвечала за дружественный интерфейс семьи.

При этом профессор вовсе не был сумасшедшим — он обладал интеллектом, позволяющим и на десяти процентах вести осмысленный разговор о грибах, погоде и новом романе — и даже делать что-то по хозяйству. Больше всего он включался в реальность на бадминтонной площадке — Борис Михайлович был азартен, ненавидел проигрывать, а если проигрывал, порою рвал рубашку, метал ракетку в угол и жульничал, как ребёнок. Мы быстро привыкли к тому, что несколько раз за партию он поднимал воланчик, упавший на поле, перекидывал его за границу площадки и долго спорил с игроками и наблюдателями о том, что всё так и было. Обычно удавалось воззвать к совести окружающих и восстановить справедливость, но однажды профессор нас потряс, и мы засчитали ему даже его жульничество: воланчику чуть-чуть недоставало сил, чтобы перелететь на сторону противника, Борис Михайлович подбежал, и быстро-быстро тряся ракеткой, сделал воланчику поддув. Тот благополучно приземлился на нужной стороне, мы пришли в восторг и даже зачли этот пируэт в пользу профессора.