Робер Мерль: Солнце встает не для нас

Ну, а Франция, Англия, остальные «ядерные»? Насколько готовы они, общественное мнение этих стран,— подхватить и продолжить?..

Вот тут-то и встает вопрос о роли литературы. Вчера роман-репортаж Мерля вполне отражал ситуацию, как она виделась из Франции. Отражал , а не опережал . В этом весь вопрос. Не опережать в этих делах политиков, военных (и своих тоже) литература не имеет права. Обязана опережать. А иначе своего долга перед человеком и человечеством не выполнит. Неотменимого долга в условиях ядерной угрозы.

Будучи на сессии ЮНЕСКО в 1987 году, я снова и снова в свободное время проходил по залам Лувра и всякий раз выходил оттуда с чувством сродни тому, какое оставил во мне роман-репортаж «Солнце встает не для нас»: слишком много Наполеона, военно-государственного престижа! (Даже в одном из выступлений на сессии решился об этом сказать прямо в лицо хозяевам.)

Пока сверхдержавы, говоря словами из произведения Мерля, косились друг на друга, «точно бешеные псы, пребывая во взаимном убеждении, что противная сторона — это не что иное, как «империя зла», другие страны, не «сверх», но тоже до зубов вооруженные, опьяняли себя престижем, игрой «ядерных мускулов», да так, до такой степени, что и в Лувре уже деваться от этого некуда... Тому же содействовала и литература, которая не осмеливалась замахнуться на доктрину сдерживания. (Пример — книга Мерля.)

Сегодня так необходима, так нужна нарастающая поддержка начатому лидерами СССР и США движению от гибельной пропасти — со стороны общественности других ядерных стран. И если эта поддержка все еще не соответствует ситуации, вина тут и на литературе. Литература, даже вполне антивоенная по пафосу, чаще всего не опережала общественность во взгляде на глобальные проблемы века. Это-то ее и мельчит в наших глазах. Таков для меня главный урок романа-репортажа Мерля. Поучительный и для нашей литературы.

Когда мы взрывали свои ракеты на юге Казахстана в соответствии с вашингтонскими договоренностями, американец Джеймс Буш, бывший капитан такой же вот атомной подводной лодки, сказал, отвечая на мой вопрос, обескураживающую правду о людях: «Мои моряки как-то даже сожалели, что отслужили, а испытать мощь, которая была у них под руками,— не пришлось. Потому-то, — добавил капитан-пацифист,— эти игрушки у военных нужно отнять».

Несколько лет назад один французский журналист приписал мне дар предвидения. Дело в том, что в романе «Разумное животное», вышедшем в 1967 году, я «предсказал», что Рональд Рейган, вполне узнаваемый, хотя и выведенный под другим именем, станет президентом Соединенных Штатов. Кроме того, я предположил, что специально обученные дельфины будут когда-нибудь использоваться в военных целях — именно это и произошло семью годами позже, в Тонкинском заливе.

Я не собираюсь кичиться этими предсказаниями. Пророческим даром я не наделен, да оно и к лучшему. Мое абсолютное неведение относительно будущего, не исключая и моего собственного будущего, позволяет мне утверждать: я запрограммирован, чтобы жить лет этак до ста двадцати, без страха быть уличенным в проблеске невольного ясновидения. Зато я весьма чуток ко всему, что творится вокруг меня в мире, и мне удалось развить известное понимание истории в том виде, в каком оно совершается у нас на глазах. Не учитывая этого, не объяснишь, почему, написав «Мальвиль» четырнадцать лет назад, я снова начал интересоваться ядерными проблемами — а было это как раз за год до Чернобыля.

Достоинство «Мальвиля» состоит в том, что там описываются воображаемые, но вполне реальные и чудовищно зыбкие условия жизни нескольких разрозненных человеческих общин, уцелевших в Европе после атомной войны. Теперь-то мы знаем что описание это грешило избытком оптимизма. Умножьте Чернобыль в миллион раз, прибавьте полмиллиарда трупов, непоправимое заражение воды и почвы, тьму и ледяной холод по меньшей мере в течение целого года — и вам не покажется абсурдной мысль о более чем возможном исчезновении в Северном полушарии всего живого, включая и людей.

Каждый человек — если только он не маньяк, буйнопомешанный или фанатик — горячо желает всеобщего и одновременного разоружения в масштабе всей планеты. Ради этой цели стоит потрудиться, не забывая, конечно, о том, что ее достижение вряд ли возможно в ближайшем будущем.

«Там хорошо живется, где нас нет,— гласит немецкое присловье,— но мы-то живем не там, а здесь». Здесь, на нашей столь хрупкой ныне планете, как говорит один из описанных мною подводников. Нам выпала судьба не только жить, памятуя о нависшей над планетой опасности, но и быть движущей силой этой опасности. Отчаянная, что и говорить, гомеопатия: мы пытаемся избежать кошмара, нагнетая его.