Виктор Попов - Чел. Роман

Но сколько в этих пальцах жизни! Как мощно они вращают и сжимают несчастный мяч. Как ловко большой палец листает страницы и набирает сообщения. Они само совершенство. Недостижимый для него идеал…

Для полноты картины он пытается рассмотреть ее лицо. Это трудно. Она гораздо ниже ростом и поглощена перепиской. Забыв о приличиях, он через плечо читает кусочек успокаивающего – кажется, маму – сообщения. Вдруг понимает, что и ему неплохо было бы отметиться. Спешно, рассылкой отправляет нехитрый текст, повторяя слово в слово только что подсмотренное сообщение:

«У меня все ок».

Возвращается к попутчице. Она листает сайты с одеждой. Все правильно. Девочка остается девочкой, пускай и с такими пальцами. Останавливается на каких-то странных не то кедах, не то кроссовках с изогнутыми черными подошвами. Просматривает несколько моделей. Ей кто-то отвечает – срабатывает световой индикатор. Она возвращается на домашнюю страницу. Одобрительные смайлики с нескольких адресов. Он схватывает глазами фото на ее аватарке. Снимок в анфас, в этой же шапочке и с черной повязкой-снудом на шее. Снуд и сейчас на месте. Сразу он не обращает на него внимания. Эта фотография – стилизация под живопись. Что-то из Кватроченто 31 31 Кватроченто – эпоха итальянского искусства XV века. . Очень знакомое. Но сейчас не вспомнить. У него в комнате есть альбом.

Хотя, может, это и не она вовсе. Ставят же в качестве аватарок чужие фото или картины. У сестер, например, стоит снимок бабушки восьмидесятилетней давности. Да, они похожи на бабушку в детстве. Но все-таки – не она. Здесь нельзя ошибиться.

Между тем отвечают и ему. Сестры еще не вышли из дома. Сегодня в школу и обратно их повезет папа. Все интересуются его местонахождением. Он зачем-то лукавит, отвечая, что почти добрался. Пишет почти не глядя, а голова занята другим:

«Как же увидеть ее лицо?»

Проблема сложнее, чем можно подумать. Вроде бы они рядом. Даже касаются друг друга. Но ее висок где-то на уровне его плеча. И у нее нет повода поднять взгляд. Она предельно отрешена от конкретики места и сосредоточена на каких-то виртуальных делах. Страницы мелькают. Мяч, кажется, стонет и вот-вот разорвется.

В задумчивости он не замечает, что глядит слишком пристально. Этого нельзя не почувствовать. В конце концов она поднимает голову и возмущенно смотрит на него снизу вверх. И он понимает – фото на аватарке ее. И на той картине пятнадцатого века, из альбома – тоже она. Полтысячи лет назад она была там. Сидела напротив гения. И он был ею покорен. А теперь… Теперь она просто сошла с полотна и спустилась в метро…

Ожидая выговора он замирает. Но она ограничивается только улыбкой, которая явно относится к его нелепой марлевой повязке. Осматривая его роскошные наушники, она сжимает губы. Завидев пальцы, кривится до молчаливой усмешки…

С раннего детства, с первых моментов осознания своей ущербности, он старается не показывать обе кисти сразу, оставляя в своем образе для окружающих какой-то шанс на нормальность. Если одна кисть на виду, то вторая прикрыта. Да, эта рука такая, но та, в кармане, уж, наверное, как у всех. Привычка, выработанная с детства. Он не забывает о ней даже на концертах. Но не сейчас. Обе кисти на свету. Эта девочка посвящена в его тайну. Ее лицо теряет маску. Вслед за усмешкой он читает на нем отвращение.

Обоих толкают в спину идущие сзади. Оба делают следующий шаг, при этом она нарочито чуть отворачивает от него экран смартфона, не убирая, впрочем, его совсем. Он, сбитый с толку, отводит взгляд к небритой щеке, осознавая – повязка мало того что нелепа, так еще и спасает далеко не от всех ароматов. Отвернувшись от ненавистной щеки, он против собственной воли смотрит на ее руки. Неведомая для него ситуация: ты приказываешь себе что-то не делать, но тем не менее это делаешь. Причем отдаешь себе в этом отчет. Но что толку.

Вот она, кажется, выбирает модель и делает заказ. Он замечает: ей явно не по себе. Уже не столь молниеносны движения пальцев и явно зажаты плечи. Линия наклона экрана – от него – выдерживается строго и без каких-либо колебаний. Но самой ей некуда деться. Нет, кажется, даже малейшей возможности поменять место. А до конца перехода такими темпами минут 5—7, не меньше. Да и кто знает, что там на платформе. Продолжение давки не исключено.

Оба, кажется, прокручивают в голове временные рамки. Выводы разные. Она убирает смартфон и сосредотачивается на мяче, каждые пять-шесть движений меняя кисть. Подчеркнуто глядит куда-то под ноги. Он выключает музыку и спускает наушники на шею. Повязку, скомкав, кладет в карман пальто. Обдумывает первые слова. Да, у него нет пальцев, но у него есть голос. И какой голос. Отметаются банальные приветствия и вариации на тему «как дела», разговор о теракте и тем более о Кватроченто, отметается все, кроме мяча. Спустя метр после того, как она узнала его тайну, он наклоняется и говорит ей на ухо, четко артикулируя: