Леонид Воронов - Морская дева

Впрочем, приобретение записей англоязычных песен сурово пресекалось, а ввоз грамзаписей в Россию было злостной контрабандой.

Вот эту контрабанду и попросили Мишу Стрельцова надежно спрятать знакомые рыбаки. В пассажирской каюте что-либо спрятать от всевидящего наметанного ока таможни было нереально.

Автор мог бы назвать укромное местечко, куда Стрельцов определил более сотни грампластинок, однако из уважения к работникам таможни, которых каждый нормальный человек любит всей душой, умолчит: жизнь в России еще по всякому может повернуться, но работникам российской таможни ничего не грозит: только в России этой организации предоставлены неограниченные полномочия. Она зверствовала при монархии, о чем можно прочитать у Куприна, совсем озверела при коммунистах, зверствует и поныне. Ни в одном иностранном порту моряков не подвергают подобным унижениям. Стыдно за Россию.

По возвращению в родной порт, Стрельцов ускользнул из-под власти помполита, списавшись с судна по собственной инициативе. Несколько лет он скитался по Дальнему Востоку на различных судах пароходства.

Однажды, во время стоянки во Владивостоке, Стрельцов забрел в ресторан.

— Миша! — к Стрельцову приближался улыбающийся Игорь Маркевич.

Они радостно приветствовали друг друга.

— А я тут один скучаю в пустом ресторане, и вдруг такая встреча! — Говорил Игорь, весело сверкая глазами.

— Ты рано пришел, вечером тут будет не продохнуть. Я очень рад тебя видеть, Игорь, и скучать тебе не дам.

— Да уж постарайся, а пока давай выпьем за встречу.

За разговором время летело незаметно. Они рассказали друг другу об общих знакомых и друзьях.

— Саша Лебедев женился на своей Надежде, уехал в город Пушкин. Я был на его свадьбе с Рекуновым и Ботовым, — сказал Миша. — Рекунов тоже женился, с флота ушел. Где Ботов сейчас, не знаю.

— Ботов работает на плавмастерской, Кочкин на "Слаутном", а Марина так и осталась на "Петропавловске"

— Замуж не вышла?

— Увы, насколько я знаю, нет, не везет девушке, — ответил Игорь.

— Наливай еще, выпьем за их удачную дальнейшую судьбу, потом о себе расскажешь.

— У меня, Миша, дочь родилась, год назад.

— И ты молчал! Как назвали?

Маркевич работал на лесовозе "Зеялес" уже два года. Его жена Аня получила крошечную комнату в девять квадратных метров, в которой и ютилась семья.

— А сейчас подыскиваю работу на берегу, — закончил свой рассказ Игорь. — А теперь давай о себе, и подробно, мы ведь никуда не торопимся.

— Ладно. Не зря говорят, что жизнь полосатая, как матросский тельник, — начал Стрельцов. — Вот в одну из темных полос я и попал. Однажды на восточном побережье во время шторма я набил себе шишку на лбу. Шел по коридору злой на весь свет по этому поводу, навстречу попался стармех. Что-то сказал мне, слово за слово, я нагрубил ему. Он обиделся, стал караулить каждый мой промах, чтобы ткнуть носом. Я на такие вещи чувствительный, мне это быстро надоело, и по приходу в порт я списался с судна. Это был "Иван Тургенев". Спустя четыре дня он ушел в Японию, а я попал в резерв. Целый месяц ходил каждый день отмечаться, наконец, вручают направление на "Вулканолог". Знаешь, наверно это судно. Весь набит аппаратурой, тесно как в консервной банке, но рейс предполагался очень интересный: в район Бермудских островов для научных исследований. Я обрадовался, как щенок болонки. Отработал я на этом судне в общей сложности два дня. Судно принадлежало институту, а экипаж пароходский. Что-то вулканологов не устроило, и они от услуг пароходства отказались.

Я снова в резерве, каждое утро отмечаюсь, как метроном, но однажды задержался и пришел к обеду. Прихожу, а начальник резерва чуть ли не с кулаками: "где ты был? мы тебя по всему городу искали!"

Оказывается, только что инспектор искал меня, чтобы вручить направление на "Алексей Смирнов", который работает в Италии. Кроме меня в резерве не было ни одного судового электрика.

— И что теперь делать?

— А теперь вот тебе направление на "Усть-Большерецк", будешь торчать в ремонте вместо того человека, который сейчас на пути в аэропорт.

Приезжаю на это корыто, а там полная разруха. В каютах переборки выломаны, по коридорам не пройти, в машине черт ногу сломит. И экипажа — никого. Думаю "ну попал". Нашел сонного матроса, спрашиваю:

— И надолго это? Срок окончания ремонта хоть известен?

— Может кто-то и знает, но нам ни черта не говорят.

— А работы хоть какие-то ведутся?