Илья Крупник - Струна [сборник]

Когда идешь с марлей на лице, кажется, что смотришь… да, через кисею в жаркое лето на море, и кругом тишина, покой. А как откинешь кисею, мир кажется ярким-ярким, красочным, чисто вымытым, и вокруг пихты Сихотэ-Алиня, и всё те же мухи летят в глаза…

Мы с Мишей все-таки выдерживаем. Миша оказался и вправду славным парнем – скромным, работящим и довольно выносливым.

А вот наш «академик» тащился, стеная, на полкилометра сзади, жалуясь, что у него болит живот и что его мечта сейчас – выпить компота. Парень он все же нудный, хвастливый и явно не шибко умный, хотя и «всё знает». К тому же оказалось, что он вовсе не ботаник, а паразитолог, специалист по галам – наростам на деревьях. Ходить в походе в ритме он не умеет, и мы его ждем.

Вышли на тропу. На пихтовом стволе указатель, стрелка: «к баракам». Идем, всё идем, всё так же зеленые сплошь от кедровой пыльцы, и никаких бараков.

Наконец, очень странное сооружение на высоких четырех столбах, наверху широкая большая доска, на ней всем хватит уместиться. Понимаем, что это, вероятно, и есть «бараки». Топографы соорудили – от зверья.

Устроились все наверху спать под пологом, уже ведь темнеет, и очень быстро.

Заснули сразу от усталости. Еле проснулись, но пора двигаться дальше.

Догнали идущего впереди человека. Это геодезист, нам по пути.

Идем, разговариваем, я слева, он в середине, Миша справа. «Академик», как всегда, позади.

Сбоку, рядом со мной высокие, повыше пояса густые кусты. Боковым зрением вдруг замечаю, что за кустами чья-то серая спина, кто-то идет тихо рядом, я внезапно понимаю, что это дикий кабан.

Геодезист выхватывает из кобуры ТТ… Я хватаю его за руку, Миша с другого бока.

Ранить кабана – не убьет же из своего пистолета, и тогда всем нам конец: раненый кабан, это почти что встретить тигра.

Еле успокоились и уже не разговариваем, идем тихо, очень тихо, и он тоже идет рядом так же тихо, идет и идет с нами. И – исчез.

А впереди, метрах в 50, высоченная, очень крутая гора. Это Лючихеза (1598). Шретер говорил нам: «Посмотрите, что там, есть ли для нас стоящее».

Попрощались с Леней – геодезистом. Приготавливаемся с Мишей к подъему. У Эрика оставляем все наше снаряжение.

Как нам лезть?…

Подаю руку, другая судорожно сжимает ветку верхнего куста. Подтягиваемся, помогая коленями.

Сил нет. Останавливаюсь, прижимаюсь к проплешине между кустами.

Нет. Мы не лезем, мы ползем по этой дико крутой спине чертовой Лючихезы.

Останавливаюсь почти что каждые четыре-пять метров. А еще, еще пить как хочется. Как хочется пить. Пот заливает всё лицо. Вода есть только в моей фляжке, но это НЗ, если доберемся. Если…

Отдыхаем на каком-то выступе и рвем растущую кругом траву-кислицу, но это не помогает. Вот еще белый мох – сфагнум. Сжимаем его, выцеживаем коричневую грязную воду в кружку и цедим ее в другую кружку через обрывок марли, смоченной в деметилфтолате.

Сколько времени мы лезли. Кажется, прошло уже много-много часов.

Но вот, вот, наконец, вершина! Мы на вершине!

Садимся. Дышим как загнанные. Закрываем глаза. Наконец встаем с трудом. Я наливаю воду из фляжки, и мы чокаемся кружками. Да. Мы добрались, мы пришли.

А вершина, вершина почти голая, только кедровый стланик. Больше ничего. Получается, лезть было незачем.

Но у меня возникло, когда мы пьем и пьем воду, совсем не «ботаническое» чувство. Чувство победы. 145 километров прошли Сихотэ-Алиня, и потом вверх. Всё подступы, подступы, вершины. В общем, как в жизни.

Январь 2015 г.

Встретили нас, когда вышли мы из Сихотэ-Алиня, замечательные люди в Управлении здешнего заповедника: муж и жена Руковские, Николай Николаевич и Евгения Михайловна, – москвичи-зоологи. Он замдиректора заповедника. Встретили нас, измученных, как родных, кормили, как дома. В этом заповеднике есть даже книжный магазин! Купил Ремарка «Жизнь взаймы», «Земля людей» Сент-Экзюпери, «Французские тетради» Эренбурга и «Люди или животные» Веркора.

Бухта Терней. Здесь по берегу лежит обкатанная морем галька, такая большая, что кажется – это груды громадных яиц ископаемого эпиорниса.

Достопримечательность Тернея: «Король морей» и «Царь Шаньдуньский» – он ссыльный потемкинец. Старик до последнего времени вел журнал учета кораблей, проходящих мимо: национальность, водоизмещение, тоннаж и пр.

А когда мы шли вниз с Тернейских гор, то мы шли словно по дороге цветов: оранжевые огоньки, бело-розовые колосья горца, фиолетовая герань и ирис. Всё нам теперь как подарок.