Илья Крупник - Струна [сборник]

– Да, – сказал я, складывая зонт. – Спасибо, мальчик.

– Дядя, тетя, – все говорил мальчик идущим под зонтами мимо, – дождь перестал. Дядя, тетя, дождь перестал.

Но на кладбище я опять не застал уборщицу моего участка, договориться наконец об уходе за могилой, заплатить деньги.

Ужинать я шел медленно вдоль освещенных витрин в свое кафе.

– Привет, – сказал идущий навстречу незнакомый человек. – Здравствуй. Давно ты приехал?

Я остановился, он тоже. Я никогда его раньше не видел.

– Смотришь? – не то улыбаясь, не то усмехаясь, сказал он. – Что ж, смотри, а я сразу тебя узнал.

Я смотрел. Оплывший, лысоватый, он стоял передо мной, на нем был старый костюм, галстук в полоску. Что за черт, я его не знаю.

– Лев-ка, – сказал он с расстановкой. – Я Левка Пичхадзе. Неужели не помнишь?

Мы стояли около моего кафе.

– Зайдем, что ли? – сказал он. – Отметим. – И потянул за локоть.

Левка Пичхадзе, мой когдатошний одноклассник, не мой друг бывший, не приятель даже, одноклассник, сидел передо мной за столиком, курил, щурился от дыма, сбивал в пепельницу пепел и поглядывал на меня.

Принесли покамест закуску, графинчик, две стопки.

– Двадцать пять лет, – сказал Левка, – прошло, не встречались. А?

– Конечно, – сказал я.

Он разлил из графинчика.

Раньше он был блондин. Кудрявый. Теперь не кудри его мелкие, а непонятно что по бокам и плешь. Голубоватые глаза глядели на меня в белесых ресницах.

– Что ж, – сказал Левка. – Будь. – Поднял стопку. – За встречу.

И чокнулись мы через стол.

Официант подошел опять, наклонился разложить вилки, ножи, поставил тарелки нам с отбивными.

– Значит, ты на могилу приехал? – Левка все глядел на меня.

– Да, – кивнул я.

– Это правильно. – Мы выпили, и он снова налил из графина: помянуть.

Помолчали, жуя закуску. Четверть века ухнуло – как дыра. Лучше бы выпить.

Мы выпили еще и еще раз, ели, разрезая мясо. Легче не стало.

– Нет, Лёв, все это ошибка. – Я перестал жевать. – Никакой я не врач, не доктор. Со второго курса еще ушел. А ты?

– Хм, – Левка хмыкнул неопределенно. – Знаешь, тут есть один старик, он был тоже тебе знаком. Так он мне говорил: Лева, мой дорогой, жизнь, как струна. Понимаешь?

– Нет. Ты все темнишь. Не понимаю.

– Не темню. Просто, коли ты ищешь, пока ты мыслишь, действуешь, его слова. – Он стиснул пальцы в воздухе и словно растянул что-то, разводя в стороны кулаки. – Натягивается. А как ослабнет… – Опустил руки. – Каков старик?

– Ты к чему?

– Да ни к чему. Просто так. – Он откинулся на стуле, вытер лицо салфеткой, выпрямился. – Знаешь, я не уезжал отсюда никуда, а хотел. Да, хотел. Но лишь туда и обратно. Знаешь… – Замолчал. – Я же тут родился, по-русски только говорю, а у отца там и деды были, могилы, прадеды. Теперь другая там страна, но ведь это не помеха.

– Чего ж мешает?

– Ни-че-го. Это я так. Лирика. Все!

Люстра на потолке мигнула два раза и погасла, остались одни плафоны на стенках. Наш официант длинной палкой, точно копьем, принялся задвигать оконные шторы. Потом сдернул скатерть с ближнего столика и поставил на него стулья ножками вверх.

– Все, пора, – сказал я, вставая. – Я расплачусь.

– Э, стоп. Ты посиди, посиди спокойно. – Левка кивком указал мне на стул. – Ты гость. Это, знаешь, не твоя забота. – Он подозвал официанта.

На улице было зябко, кое-где горели еще в темноте окна и на крыше дома через дорогу розовые буквы рекламы пива.

– Я подвезу. – Левка тронул за руку. – У меня тут машина на автостоянке.

– Спасибо, спасибо тебе, Лева. – Я сжал его руку. – Я немного пройдусь. Спасибо. Надо немного по воздуху.

Я шел вверх все время по пологим ступеням около ограды городского парка, оттуда пахло хвоей, там стояла за оградой стена темных деревьев. Не было людей, было тихо. Изредка попадались фонари, я шел все равно куца, в сторону от центральных улиц, в полутьме.

Дошел до угла, завернул, пошел по улице, там сразу был дом с колоннами, городская старинная усадьба, наверное. В загородке рядом темнело что-то большое и квадратное, оно вздымалось от земли, у него по краям словно широкие пулеметные ленты. Это был танк. Он стоял лбом ко мне, и никакие не ленты, гусеничные траки.

Боже ты мой, это был огромный английский танк гражданской войны прошлого, двадцатого, века. Я знал теперь, где нахожусь: дом с колоннами – краеведческий музей, сюда водили нас часто когда-то всем классом после уроков истории.

Я ведь помню до сих пор страшный макет шахты, там в глубокой черной дыре, согнувшись, сидело чучело оборванного человека с киркой, нет, с кайлом, и называлось это: «Эксплуатация сибирских шахтеров до революции».