Сергей МАВРОДИ - Искушение. Сын Люцифера

Кубрину вдруг вспомнилась Библия. «И ввергнут их в печь огненную…» «В печь огненную…» В ад! «Печь огненную». Может, Солнце — это и есть ад? «Печь огненная»? А излучение смерти — это просто грешные души, которые туда после смерти отправляются? Попадают. При особенно больших партиях, поступлениях, в аду происходят какие-то процессы, ад, образно говоря, торжествует — и это отражается на Земле. Ну, в общем, люди это чувствуют, становятся нервные, возбудимые, что, в свою очередь, ведет к новым социальным конфликтам, войнам, революциям, к новым жертвам, новым грешным душам и, соответственно, к новому торжеству ада.

Кубрин усмехнулся про себя. Хм!.. Библия библией, но теперь, по крайней мере, ясно, почему не существует сверхцивилизаций. Основной парадокс то ли космологии, то ли ксенологии! Что такое «ксенология»?.. А!.. не важно! да какая разница?! Не о том я думаю. А о чем я думал?.. А, ну да, о сверхцивилизациях. Черт!! Каким-то я рассеянным становлюсь!.. Да, так что там со сверхцивилизациями? Сверхцивилизации… Сверхцивилизации… А!! Почему не существует сверхцивилизаций!? Если космос практически бесконечен, то в нем должно существовать бесчисленное множество сверхцивилизаций, опередивших нас на миллионы лет развития, которые должны были нас уже давным-давно обнаружить. Ну, или, во всяком случае, мы должны были наблюдать следы их деятельности. Однако на практике, как известно, ничего подобного не происходит. Такое впечатление, что никаких сверхцивилизаций не существует вообще. Почему?

Что ж, теперь ясно, почему. Развитие, прогресс неизбежно сопровождаются ростом населения, а значит, и ростом смертности, ростом интенсивности потока излучения смерти. Которое инициирует всё большую активность ближайшего светила, ближайшей звезды, местного Солнца. В конечном итоге на Солнце происходит гигантская вспышка, которая полностью стерилизует планету. Конец. Апокалипсис. Цивилизация гибнет, и всё начинается сначала. «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет». Да, моря действительно уже не будет. Моря и океаны испарятся практически мгновенно.

Причем, поскольку цивилизация в этот момент еще недостаточно развита, чтобы как-то защищаться от подобного рода катаклизмов, то механизм этот имеет поистине универсальный характер и действует безотказно. Бороться с ним невозможно в принципе.

Ну, вот, я его понял. Ну, и что? Во-первых, всё равно никто не поверит, всё это ведь всего лишь гипотеза, к тому же практически непроверяемая; а во-вторых, даже бы если вдруг и поверили. И что теперь делать? Остановить прогресс? Ограничить во всем мире рождаемость-смертность? «Запретить» войны и конфликты? Бред! Короче, сама природа цивилизации обрекает ее на гибель. Вероятно, сверхцивилизации природе не нужны.

Каламбурчик! Точнее, оговорочка, и очень характерная. Слово «природа»: в обоих своих значениях оно противостоит цивилизации. Даже внутренняя природа ее самой. Ладно, надо, кстати, посмотреть, как вело себя Солнце последние годы. Усиливается ли его активность с течением времени? По мере роста интенсивности потока излучения смерти. Кажется, усиливается… Что-то я об этом слышал или читал. А!.. усиливается, не усиливается!.. Один хуй. Мне-то что? Я все равно до этого наверняка не доживу. До всеобщей стерилизации. Не завтра же оно взорвется, солнышко наше! Время еще есть. Пара тысяч лет как минимум. Так что пока: живи и грейся! А потом!.. А потом — суп с котом! И пироги с котятами. «А потом да а потом — суп с котом и хуй со ртом!»

Да гори оно всё огнём!! Ясным пламенем. Всеочищающим и всепоглощающим! Оно и сгорит. Аминь.

Ночью Кубрину приснился совершенно невероятный сон. Будто сидит он в одной комнате с каким-то странным человеком — элегантным, изящным мужчиной лет сорока — и ведут они между собой нечто вроде диспута. Точнее, мужчина что-то ему, Кубрину, объясняет и втолковывает, а он его внимательно слушает и пытается возражать. В общем, о чем-то они там спорят.

Кубрин попытался припомнить детали спора и, к своему удивлению, обнаружил вдруг, что он помнит всё совершенно отчетливо и ясно, слово в слово. Будто это и не сон вовсе был, а самая настоящая явь. Словно всё это наяву с ним происходило. Стоило ему чуть сосредоточиться, — и практически все детали и подробности сна, все слова и реплики спора мгновенно всплыли в его памяти.

Он прикрыл глаза и будто снова сразу оказался в той комнате, перенесся туда; словно наяву услышал опять чуть хрипловатый, негромкий, равнодушно-снисходительно- ленивый голос своего ночного собеседника. Голос человека, абсолютно уверенного в себе, всё знающего и всё понимающего и словно прожившего на Земле уже не одну тысячу лет. Кубрин даже поёжился невольно при этом воспоминании, и ему как-то не по себе стало. Как если бы повеяло вдруг на него ледяным дыханием какой-то мрачной неведомой бездны.