Сергей МАВРОДИ - Искушение. Сын Люцифера

Как Виктор добрался до постели, он не помнил. Глаза его слипались, веки были, как свинцовые. Он рухнул не раздеваясь в постель и тут же заснул, как убитый. Спал он крепко и счастливо улыбался во сне. Как человек, которому снится что-то очень, очень приятное.

На следующий день была суббота. Выходной. Спешить было некуда. Проснувшись, Виктор долго лежал с открытыми глазами, пытаясь вспомнить, что же ему снилось. Он смутно помнил только, что что-то очень, чрезвычайно простое радостное и хорошее! Но вот, что именно, всё никак не вспоминалось.

«Ребенок!» — внезапно мелькнуло у него в голове. Ему снилось, что у них с Машей родился ребенок! Ну, конечно же! Он не помнил подробностей, но прекрасно помнил зато, какая счастливая была Маша, как радовался он сам, как вообще все у них сразу изменилось и наладилось. Как по волшебству! По мановению волшебной палочки. Ребенок сразу перевернул всю их жизнь.

Виктор даже пожалел, что проснулся. Ему хотелось, чтобы этот сон все продолжался и продолжался. Всё длился и длился…

«А может, и правда еще наладится? Чем черт не шутит… Бывают же чудеса!..» — к своему собственному удивлению Виктор вдруг ощутил, что он действительно почти в это верит! Верит, несмотря ни на что.

И вера эта в нем не только не исчезает, но с каждой минутой буквально как будто даже крепнет. Какая-то в нем появилась подсознательная уверенность, что не все еще потеряно, что все еще можно изменить, можно что-то сделать — и все, у них с Машей будет хорошо.

Как изменить? Что сделать? Этого он не знал. Что-то должно произойти. Обязательно! Какое-то чудо. Которое разом перевернет всю его распостылую жизнь. Его серую, унылую, беспросветную житуху.

О! они с Машей еще поживут! Еще как! Да-да! Не всё еще потеряно.

«А на меня из-под усталых вежд струился сонм сомнительных надежд», — вдруг неожиданно всплыли в памяти печальные и странные строчки какого-то давным-давно забытого стихотворения.

«Да что это со мной сегодня!? — с радостным недоумением подумал он. — Даже стихи в голову лезут. Совсем с ума сошел!»

Вставать не хотелось. Виктор лениво покосился на часы.

«Ого!.. Три часа уже!.. Это сколько же я спал?»

Ему вспомнились ночь, старик, но воспоминания были всё какие-то блеклые, смутные, словно полустертые; казались чем-то совсем-совсем несущественным и неважным, не заслуживающим даже особого внимания. Не имеющим больше к нему никакого отношения.

Все это уже в прошлом. Далеко-далеко. Продолжения не будет. Все кончилось. Кончилось-кончилось! Виктор почему-то в этом нисколько не сомневался.

Старик больше не вернется. Никогда. Он растаял, растворился, исчез. Сгинул. Навсегда! Навеки. Канул на веки вечные в ту самую мрачную бездну, из которой он и появился. Виктор и лица-то его уже вспомнить не мог. Так… какое-то тусклое, размытое пятно, неясно мелькающее иногда за серой пеленой, смутно проступающее временами сквозь некое медленно колышащееся, дрожащее марево. Наваждение. Мираж. Морок.

«Ладно, вставать пора», — Виктор сладко-сладко потянулся, но вставать по-прежнему не спешил. Ему хотелось еще немного полежать, понежиться в постели. Он чувствовал во всем теле какую-то сла-адкую, прия-ятную-ю рассла-а-абленность… сла-а-а-адостную-ю-ю исто-о-ому… бла-а-аженство-о-о… не-е-е-егу… Ему вдруг захотелось, чтобы рядом была Маша. Представилось, как она лежит рядом… обнаженная… на боку… как он прижимается к ней всем телом… как его руки скользят по ее коже… как гладят, ласкают ее… как…

Входная дверь хлопнула. Послышался оживленный голос жены. Виктор замер и прислушался. «С кем это она?» — с неудовольствием подумал он.

Маша быстро вошла в комнату.

— Привет! Вставай, соня! Пойдем, что я тебе покажу! — Маша весело смотрела на мужа. — Ну, пойдем же! — с нетерпением добавила она, видя, как тот в нерешительности медлит и не двигается с места. (Там же кто-то есть! А он в одних трусах на кровати лежит.)

Виктор в недоумении встал и пошел за женой.

— Правда, красавец!? — Маша стояла у входной двери и сияющими глазами глядела на своего супруга. Рядом с ней сидел огромный черный дог. При виде его Виктор сначала остановился, как вкопанный, но потом с некоторой опаской всё же приблизился. Вообще-то собак он не боялся, но этот дог был что-то слишком уж большой.

— Что это еще за собака Баскервилей? — натянуто улыбаясь, фальшиво-бодрым голосом поинтересовался он. — Откуда ты его взяла?

— Представляешь, он сам ко мне на улице подошел! Я, конечно, испугалась сначала, а потом вижу, что он, наверное, просто потерялся и хозяина нового ищет! Он сам меня выбрал! — быстро, захлебываясь словами, затараторила Маша, словно боялась, что ее перебьют. — Давай его у нас оставим! Ладно? Я сама с ним гулять буду. И вообще ухаживать. Ну, пожалуйста! — молящим голосом, с какой-то робкой надеждой тихо добавила вдруг она.