Роберт Менассе - Изгнание из ада

— Возьми меня с собой! — сказал он однажды утром отцу, ищущему лазейку.

Матросов требовались тысячи. Но Гашпар Родригиш не смог даже более-менее близко к кораблям подойти. Флоту его величества требовались мужчины, которые и с такелажем управляться умели, и пушки ловко обслуживали. Для войны с повстанцами, с Соединенными Провинциями Нидерландов, снаряжались все новые корабли. После сокрушительного поражения Непобедимой армады, посланной против Англии, кораблестроение имело абсолютный приоритет. Огромные леса на этом берегу Тахо и в Кастилии, Эстремадуре и Леоне превращались в степи, потому что каждый бук, каждый дуб, каждый каштан рубили на постройку кораблей. Лесничие, пастухи, крестьяне становились рабочими на верфях и в доках, их сыновья — ремесленниками, парусными мастерами, медниками, литейщиками и плотниками. Странствующие батраки шли в матросы, земли пустели от усилий завоевать новые страны. Черная одежда женщин, сидевших на лавках у своих мертвых домов, стала национальным костюмом. Корабли! «Я хочу, чтобы каждый час спускали на воду новый корабль!» — повторяли в народе слова Филиппа, короля католиков, которые все, что имели, должны были в двойном размере отдать державе. Для этих кораблей, а также для кораблей, охранявших эти корабли. Каждому торговому судну требовалось сопровождение военных кораблей, с тех пор как англичане и голландцы оспаривали у испанцев мировую торговлю. Потом корабли в Новый Свет. Конкиста. Нужно было строить флоты, чтобы возить через океан золото, которое требовалось короне с той поры, как ее министры финансов и бухгалтеры сгорели на кострах. Теперь ежедневно сгорали в огне корабли короны… Один корабль потоплен — три новых! Каждый час — новый корабль! Матросы! Всем этим кораблям требовались матросы, и каждый молодой мужчина, желавший покинуть эту умирающую или смертельно опасную страну, знал: торговое или экспедиционное судно — это спасение. Оно покидало родную гавань — и ты на воле. В каком бы порту судно ни оказывалось — в Глюкштадте, в Ресифи, в Гамбурге, Венеции или Сантьяго, — тот, кто сходил на берег, уже через несколько шагов исчезал в портовой толкотне и суматохе, был свободен.

Потому-то доступ в гавани и запрещали, не подпускали людей к кораблям. Возводили толстые стены, защитные укрепления, тщательно охраняемые ворота, куда не войдешь без protocollo de limpieza, без справки, что ты чист кровью и что Священный трибунал не возбудил против тебя расследование, что за границей у тебя нет родни, а в стране все твои родичи — христиане как минимум в четвертом поколении. Властителю правоверных католиков, божеству христианского мореплавания, требовались матросы, но никто почти не имел возможности ступить ногой в гавань, хотя бы увидеть корабли. Кораблям требовались матросы, мужчины, но для мужчин в портовых городах полуостров словно отрезали от моря.

Часами и целыми днями Гашпар с сыном бродили возле гавани, возле портовых сооружений, стен, ворот со стражей. Добирались до Белена, Сан-Антониу, Кашкайша. К морю доступа нет. А где доступ есть, нет кораблей. Только мелкие суденышки. У иных рыбаков глазной белок покраснел-пожелтел от жадности, больно зарились они на деньги отчаявшихся, что просили «вывезти» их. Заплатили за рейс не дальше того, насколько хватало возможностей утлого суденышка. В конце концов рыбачьи лодки возвращались, а беглецы получали последний урок: им недоставало не только веры в Иисуса Христа, но в первую очередь жабер.

— Нет смысла, сеньор! — Еще тринадцать дней. Мане посмотрел на отца. Даже если они сумеют пробраться в порт, хитро проникнут за стену, даже если найдут судовладельца, который не спросит документов, даже если у них будет время забрать и мать, даже если удастся второй раз самим вместе с матерью просочиться через все рогатки, даже если хватит денег, чтобы за все заплатить, — этот мужчина, его отец, со сломанным правым плечом и искалеченной рукой, все равно не моряк и не дворянин. Ему не выдать себя ни за члена команды, ни за благородного пассажира.

Подделать документы, подкупить стражников — на это уйдет целое состояние, но самое позднее после «приемки» корабля, последней проверки перед выходом из гавани, они бы угодили в тюрьму. Все напрасно. Еще двенадцать дней. Сеньор, поймите же, все напрасно!

Оставался только путь посуху. Двенадцать дней езды в карете с хорошими лошадьми. А времени еще одиннадцать дней. Десять дней.

Необходима карета. Пара лошадей. «Легенда», хорошая маскировка. Чистые документы. Еще девять дней родителям не нужно отмечаться у священника. Преимущество перед погоней, на которое они надеялись, таяло, они по-прежнему были в Лиссабоне. Гашпар Родригиш и его сын Мануэл исходили город вдоль и поперек, будто спасение — некая вещица, которую они потеряли и теперь в надежде отыскать ее бродили по городу. Может, она вон там? Может, найдется вот здесь? Вы не видали? Как она выглядит? Не знаем!