— Но этим не спасешься, — злорадно молвил купец, осторожно слизывая кровь с разбитой губы. — Что толку для племени, если его сосунки начинают калкараить своими зелеными огурчиками.
— Спасения в этом нет, — согласился кентавриарх, — однако что поделаешь, если им хочется стукнуть елдораем по брюху, как мечом по щиту? Это утешительно и для молодежи и для стариков.
— Так что же, старина? Чуете вы, что ли, свою скорую погибель? — спросил человек.
— Не мы чуем, — ответил кентавр. — Она чует.
— Кто это?
— Серемет лагай .
— Вот как… Но вы же любите умирать, — молвил человек, — ваши старики только об этом и говорят.
— Мы не любим умирать, — отвечал кентавр, — мы любим помахать. Но для меня это не имеет больше никакого значения, — продолжал он, вздохнув грустно. — Когда я был в плену у людей, то видел, что ваши самцы и самки тоже любят помахать не хуже кентавров. Я понял, что в этом вся истина — сулукве . Но однажды ночью некая знатная дама с большим белым задом стала текусме со мной через решетку клетки, в которой меня возили напоказ по разным городам и селам. Ее поймали прямо на мне, потому что с нами случилось то же самое, что бывает между собаками. И у меня хозяин тут же вырезал елдолачу … С этого дня вся сулукве этого мира для меня уже ничего не значит, иноземец, но ты об этом никому из кентавров не рассказывай и не объясняй им — они ведь ни о чем таком не знают, не понимают, и не надо их пугать.
— Что ж, в твоих словах есть своя сулукве , — согласился торговец. — А как же ты, бедняга, сумел убежать из плена и вернуться домой?
— Передо мною разодралась завеса мира, — был ответ.
— Как?! И перед тобой также? — воскликнул иноземец.
И поскользнувшись на жидком раккапи , оставленном на дороге каким-то поносным кентавренком, он чуть не упал. Они были уже на полпути к лесу, где закурились там и сям беловатые хвосты дыма, поднимаясь из темно-зеленых кущ.
— Это, я понимаю, случается в самое неожиданное время и самым непонятным образом, — с задумчивым видом произнес Пассий.
— Совершенно непонятно и неизвестно когда! — подтвердил человек. — Ведь так и не нашел я ту прореху, через которую первый раз пришел сюда. А второй раз путь мой к вам был долгим и страшным — как и путь отсюда, дорогой Пассий. И никакой завесы передо мною уже не раскрылось. Так кто же, по-твоему, раздергивает эту проклятую занавеску?
— Тот, кто и сейчас внимательно наблюдает за нами, иноземец, — сказал кентавр. — И кому смешно, что я тащусь сейчас по дороге со своим бесполезным елдораем . Кому смешно, что мы такие смешные.
— Когда я много дней шел сюда по горам со шкатулкой пуговиц под мышкой и с лаконийским мечом в руке, то мне и вправду показалось, что кто-то смеется надо мной, — бормотал торговец. — А что смешного в том, что я хочу стать богатым? Ведь в этом вся сулукве нашей человеческой жизни — каждый хочет разбогатеть. Вы, животные, не понимаете этого, значит, вы не знаете сулукве , не знаете, зачем вы живете…
Когда они подошли к лесу, в глубине его мелькали, словно чьи-то красные зрачки, огненные пятна начинающегося лесного пожара. И на свету пламени мелькали темные и шустрые, как муравьи, фигурки кентаврят.
— А я хотел поесть хотя бы грибов мрычи ! — разочарованно воскликнул Пассий. — Ведь похоже на то, иноземец, что все пропало. Лес сгорит, и нашему народу грозит голод!
Жаркое лето высушило лес, и он воспламенился в одно мгновение от костров, разведенных юными кентавронцами. Теперь они, бегая по огненным смыкающимся лабиринтам, на всем скаку падали в огонь, вдохнув полную грудь пламенного жара. Некоторые успевали выбежать на край леса и, роняя клочья догорающих попон, стремительно неслись по чистому полю. Стараясь ускакать от огненной муки, иные оказывались довольно далеко от опушки леса — там и валились наземь в рое искр, взятые смертью на всем скаку.
Старый кентавр и пришлый торговец стояли и смотрели издали, как огненное бедствие уничтожает большой лес с главным пропитанием кентаврского народа и как гибнет в пожаре молодежь, цвет нации. Небесный ветер между тем обрушился с неимоверной мощью на горящий лес и погнал пламя в его глубину по широкому и длинному ущелью как по трубе. Хвойные и эвкалиптовые деревья, основное население леса, вспыхивали и сгорали в одно мгновение, принесенные в жертву какому-то неизвестному и непостижимому замыслу, Кентавр и человек понимали это, глядя на огненный бурлящий ад, который устремил свой поток в сторону гор.
Читать дальше