Алексей Самойлов - ЯКнига

— Что ты делаешь? — вооружённый римлянин подошёл ко мне.

У него было лицо Григория, испуганное и уставшее. Повинуясь незнакомому инстинкту, я взяла маслёнку, промокнула указательный палец в крови и начертила крест на лбу этого человека.

— Живи, — сказала я ему.

— Анна! — Учитель звал меня.

Вооружённый человек растерянно шагнул в сторону, но подошёл Фома.

— Ты хотела о чём-то спросить?

Превозмогая промозглый стыд и беспощадное чувство вины, я подняла взгляд. Иисус смотрел на меня сверху вниз, очень ласково и предельно нежно — так смотрит любящая мать на только что родившееся дитя.

— Учитель, я не предавала тебя. Но мои братья считают иначе. Они хотят покарать меня.

— Они не ведают, что творят. Прости им, как я простил.

— Я должен знать правду, — обратился к распятому Фома.

— Но станет ли тебе легче от неё?

— Станет, Учитель. Ты видишь, здесь только я и Анна. Остальные ученики не пришли.

— Правда в том, что никто не предавал меня, — сказал Иисус.

— Не может быть… я не верю! Иуда сказал перед смертью, что это сделала Анна!

Будто целый мир упал с плеч. Теперь уже было всё равно, что сделают со мной ученики. Мне достаточно искреннего, ясного взора Учителя, чтобы понять его последний урок, и я припала к подножию распятия в молчаливой благодарности за всё… прекрасно понимая, что никакими молитвами мне не выразить этой безумной, всесжигающей, всепрощающей благодарности… за Его Любовь.

Меня тронули за плечо, я оглянулась, но это был не Фома.

— Мария… — прошептала я.

— Пора, Анна, — сказала она. — Пошли. Я спрячу тебя, никто не найдёт.

— А Фома?

— Фома единственный, кто может стать на нашу сторону, и я попытаюсь его уговорить.

— Спасибо.

Я подхватила сосуд с кровью Иисуса, прикрыла его и сунула в руку Марии:

— Сбереги это.

Я не могла не обернуться, чтобы взглянуть на Учителя.

— Мы встретимся, — прошептали его губы, и я была уверена, что никто, кроме меня, не слышал его последних слов.

Платье дымилось и почти совсем сгорело — как я могла не заметить? Но этого не замечал никто вокруг, и Мария вела меня, обнажённую, по улицам города. Я не понимала, как шла, потому что совсем не чувствовала ног. Пару раз я глянула вниз — стоп не существовало, и я просто парила, не касаясь земли.

Мы оказались на одной из рыночных площадей Иерусалима. Посреди неё горел огромный костёр, и я дёрнула Марию за рукав:

— Давай остановимся! Что это?

— Анна, нам нельзя останавливаться. Нас могут найти.

— Погоди, это же сжигают Книги! — я вырвалась и побежала, но тут же остановилась, заметив Андрея, Петра и других.

Вокруг костра собиралась толпа любопытных, а ученики вытаскивали из мешков сопротивляющиеся Книги и кидали в костёр. Густой чёрный дым уходил в безоблачно бездонное небо.

«Ерунда какая-то, Учитель не писал Книг! — подумала я. — И откуда могли взяться Книги на этой площади, в эпоху Иисуса Назаретянина, когда ещё не изобрели даже бумагу?»

— Все слова — ложь! — кричал Андрей в толпу, доставая очередную Книгу и тряся ею над головой.

— Не позволяйте себя обманывать! — вторил Яков, горящим взором окидывая находящихся неподалёку равнодушных солдат.

Мне это только кажется? Почему моё тело медленно исчезает? Почему я перестаю чувствовать свои ноги? Почему я почти не чувствую своё лицо? Мне это только кажется.

На свой страх и риск я подкралась к мешку Якова и выдернула из него одну Книгу. Но меня снова подхватила под руку Мария и быстро увела с площади. Некоторое время мы бежали, пока я не сказала:

— Стоп, подожди! Может, мы зря бежим.

И, наконец, посмотрела на Книгу. Она висела в воздухе на моих уже невидимых, почти метафорических руках… Может быть, я сплю, но скоро проснусь и удивлюсь тому, что я на самом деле существую.

«Безусловная Любовь» — было написано на обложке Книги, но имени Автора я не увидела. Я открыла первую страницу — там почему-то находилось зеркало, и я заглянула в него.

«Безусловная Любовь» — было написано на моём лице, которое плавно растаяло, когда зеркало приблизилось.

И мне стало по-настоящему страшно.

— Мария, что со мной?

Мария улыбнулась. Откуда я знаю её?

— Ты горишь… горишь… горишь…

Она отобрала Книгу и спрятала в заплечный мешок, затем помахала рукой у меня перед глазами.

— Я здесь, со мной всё в порядке, — откликнулась я.

— Я тебя плохо вижу. Пойдём.

В мешке Марии было тепло и уютно.

На какое-то мгновение глаза самопроизвольно открылись. Огонь… вокруг меня, внутри меня, везде и всюду огонь… согревающее и спасающее пламя. Кто сказал, что гореть — это больно? Всё наоборот, вода для Книги — боль, а огонь…