Леонид Бежин - Чары. Избранная проза

Я водил Лизу по пустому дачному дому, показывая, где у нас балкон, где чердак, где, чья комната, и мы опять чуть было не забыли про лыжи, так горячо поймала она ртом мои губы и так долго длился поцелуй, до блаженной невесомости в мозгу, до каких-то диких мурашек под черепной коробкой.

Катались мы до изнеможения, обегали на лыжах весь ближний лес и совершили бросок к дальним оврагам, замерзшему пруду с плотиной и березовой роще. Лиза не капризничала, об отдыхе и не заикалась, и я с ожесточением рвался вперед, не жалея ни ее, ни себя. Какой-то бес меня подстегивал, тот поцелуй сводил меня с ума, я боялся, что неведомая сила заставит повернуть на дачу, сбросить лыжи и уже не выпускать ее, домучить, дотерзать до конца…

Прислонившись к березе, обессиленные, мы пили чай из большого китайского термоса — чаинки прилипали к влажной, распаренной пробке.

— Милый, повернем, — наконец взмолилась Лиза, да и сам я устал от этих нелепых гонок.

На даче мы нашли единственный способ согреться — протоптали дорожку к заснеженной кухне и зажгли все четыре конфорки. Ото всех безумств и восторгов, перепадов блаженства и муки нервы у меня совершенно расстроились, и я сделался как глупенький ребенок. «Чем все это кончится?! Чем?!» — думал я, и меня охватывал ужас при мысли ее потерять…

Мы долго прождали обратную электричку, но оказалось, что ее вообще отменили, и ждать нам еще полчаса. Рядом был тот самый чудо-магазинчик, куда потянулись с платформы замерзшие пассажиры, и мы тоже решили еще немного погреться.

Нечистая сила нас надоумила…

В магазинчике, у ближнего прилавка, где продавали мебель, шкафы, полки и всякие мелочи, мы лицом к лицу столкнулись с моим отцом. Он только что выбил чек в кассе и, держа его в зубах, суетливо рассовывал сдачу по кармашкам кошелька.

— Петр! — воскликнул отец, произнося мое имя слегка по-французски в нос от невозможности разжать зубы.

Он мог бы и не заметить Лизу в толпе, окружавшей прилавок, но она сама поторопилась проявить любезность и поздороваться. Отец опасливо, боязливо улыбнулся в ответ.

— Здравствуйте. Весьма рад… Вы, так сказать, вместе…

— Что ты купил на этот раз? — спросил я первое, что пришло в голову.

— Знаете ли, отличная палка для занавесок. М-да… — пробормотал отец с той же боязливой, искривленной улыбкой и неловким пожатием плеч.

Лиза выразила живейший интерес к его словам, светясь дружелюбной признательностью за то, что ее сочли достойной такой интимной процедуры, как родственный обмен мнениями по поводу совершенной покупки. Она ждала, что мы тоже заговорим в тон ее праздничным чувствам и расширим круг обсуждаемых светских тем, но мы угрюмо долбили что-то о занавесках. Вскоре отец окончательно скис и зачем-то приплел к разговору Сусанну, попавшую ему на язык, как волос, от которого потом не отплеваться. Отец запнулся, покраснел, но было поздно, и Лиза все поняла.

Нет, она не ревновала, не упрекала, не осуждала, но к ней вернулась та самая рассеянная задумчивость, не покидавшая ее всю дорогу. На Арбате мы простились, не договариваясь о встрече и не предполагая, что встретимся этим вечером.

Дома все повернулось неожиданно. При моем появлении за столом воцарилось гробовое молчание, хотя минутой раньше родители явно спорили и предметом их бурного спора был я. Отец продолжал ожесточенно вертеть в руках крышку от сахарницы, а мать бессмысленно выдвигала и задвигала ящик стола, защемляя им бахрому скатерти.

— «Явился!» — сказал я о себе словами матери, которая именно это должна была сказать и именно таким тоном.

Мать оставила мое паясничанье без внимания и выдержала паузу, чтобы произнести то, что действительно собиралась произнести.

— Или ты с ней порвешь, или у меня больше нет сына! — Эта фраза была ею приготовлена заранее и прозвучала с комичным оттенком, который в первую очередь уловила она сама.

В знак моего недоумения, вызванного столь угрожающим ультиматумом, я пожал плечами, присвистнул и стал расшнуровывать лыжный ботинок.

— Ты слышишь?! — спросила мать, чувствуя, что начала неудачно, и поэтому с капризной настойчивостью требуя к себе особого внимания.

Отец вскочил со стула, немыми жестами умоляя меня ответить. Я сказал, что все прекрасно слышу, и он такими же жестами донес мой ответ до матери. Она выпрямилась и сложила руки на груди, чтобы справиться с волнением и в то же время показать, как я, негодный, ее разволновал и расстроил.