Пол Тот - Обратный отсчет

И представил себе другое объявление: «Бродяга имитировал самоубийство местной женщины. Разыскивается по подозрению в убийстве первой степени».

Скомкал газету в серый ком и выбросил в окно. Он запрыгал по хайвею, скорчился в выхлопе грузовика и слова разлетелись в клочки, раскрошились, переставились, снова разъединились навеки. Развод состоялся, а споры остались.

Господи, я все время уставший, сон каждую секунду стоит наготове, терзая разбитое сердце. Мог бы даже заплакать, но сны стали просачиваться. Им плевать, сплю я или нет. Они меня так или иначе достанут.

Яйца, яйца, яйца. Сны сварились вкрутую.

Вполне естественно, что машину вела полудева, а я сидел на заднем сиденье, глядя на дорогу, как делает каждый, кто приближается к конечной цели. «Где все твои обещания, дорога? Нарушены ко всем чертям, а я снова поверил». Впрочем, посмотрев на карту и отметив место нашего пребывания, я понял, что одно обещание остается – решение, разрешение.

– Я счастлива, – сказала Кейтлин.

– Правда? Никогда не ощущала… позыва?

– У меня куча всяких позывов. Но как только научишься сопротивляться позыву, отказ становится гораздо увлекательней подчинения.

– Может, ты просто в этом себя убедила?

– Заткнись.

Я подумал, не позвонить ли, в конце концов, Рози, уведомив, что я почти уже дома. Хотя все же хотелось ее наказать за все полученные пощечины и тычки. Хрястнуть в ответ по спине. Могу поспорить, она была уверена, что я даже двадцати миль без нее не проеду. Потом подняла ставку до пятидесяти, и, возможно, теперь думает, что я домой вообще не вернусь. Очень даже может быть. В зависимости от обстоятельств.

– Дом стоит посреди ничего, – заметила Кейтлин.

– Здесь мы трахались, чтоб изгнать память о ее покойном муже.

– Ты меня шокируешь, Джон Томас.

– Джонатан.

– Не нравится укороченное имечко, родное, настоящее?

– Тогда называй меня Джонни. Мы же спутники, путешествуем вместе.

– Нет, мы с тобой друзья. Мы все друзья. Зачем иначе ехать за столько миль?

– Может, ради группового убийства?

– Интересно бы знать, что ты видишь своими глазами.

– Койотов, которые поют голосом Эдит Пиаф.

– Должно быть, дурачишь самого Создателя.

– Надеюсь, черт побери, потому что никого на свете не дурачили так, как меня.

– За это твои родители отвечают.

– А за них кто отвечает?

– Их родители. Так и действует дьявол.

– Дьявол. Знаешь, священников ловят на том, что они в нефах играючи перебрасываются облатками с мальчиками, прислуживающими у алтаря? Но когда доходит до дела, такой грех становится простительной тайной. Не так ли говорит римский папа?

– Папа мне не нужен.

– Но он при тебе, на веревочке.

– У меня свои правила по своему пониманию.

– Это не католический, а протестантский образ действий.

После этого мы прибавили скорость. Потом она сказала:

– Тебе просто нравится сбивать людей с толку. Думаешь, будто перехитрил всех и каждого, а на самом деле сам себя перемудрил.

– Я себя перемудрить не могу. Если стараюсь сбить тебя с толку, то лишь для того, чтоб стать с тобой на равную ногу.

– Скорее на скользкий склон.

– По которому катишься в ад?

– Не мне о том говорить. Расскажи-ка побольше о той самой Холли. Ты раньше никогда о ней особенно не рассказывал, только мельком.

– Все и было мельком, в полном смысле этого слова. Можно сказать, она была первой главой в моей Книге странствий. В тот момент недавно овдовела, торчала в каком-то баре. Мы заговорили, она на меня запала. Я понял, что это самообман, способ, который помог бы забыть покойного мужа. Ложь была честной: я старался забыть свою мать. Поэтому мы очутились в ее доме, вместе стараясь многое забыть. Она всегда носила сетчатые чулки, вечно мычала: «М-м-м-м», – будто только что разгадала кроссворд, над которым раздумывала тридцать лет. По-моему, он состоял из имен ее любовников. Через короткое время сказала: «Ну…» – и я понял, пора уходить. Она была точно таким же ребенком, как ты, только опытным. Может быть, чуть умнее.