Пол Тот - Обратный отсчет

Я был чего-то несправедливо лишен, но не знаю, чего именно, вот в чем дело. Одно знаю – мне так это нужно, что само желание стало важнее предмета, причем я долго не мог понять, насколько это опасно.

Согласно указателю на бесплатной автостраде, до Сан-Диего осталось два часа езды. Вчера я не успел уехать подальше, задержавшись сначала за завтраком, потом на Джайант-Тревел-плаза, в Национальном банке Гузберри, отвлекаясь на постоянные утомительные раздумья о Рози, о матери, Мэри. В любом случае, сегодня слишком поздно подъехал бы к порогу Мэри, хоть пока еще довольно рано. Со своими нездоровыми генами – от блудного отца с полу азиатски ми глазами и неродной матери без молока – постоянно боюсь, чтоб игральные кости не перевернулись, и за рулем обычно повинуюсь ограничениям скорости. А теперь нажал на акселератор, видя, как стрелка ползет к верхним пределам.

Промчался на полном ходу через Лос-Анджелес, где встретился с Рози. Она стояла прямо передо мной на вечернем концерте. Я пришел туда один. И просто попросил ее сесть – пожалуйста, мэм.

– Сам сядь, – пробурчала она, тараща глаза, как сова, – сукин сын долбаный. Задним все загораживаешь.

– Я стою, потому что стоите вы.

– А я стою, потому что передо мной стоит какой-то другой сукин сын. Не хочешь сидеть, слушай дома пластинки. По-моему, я тебе просто понравилась, вот что я думаю. Если я тебе понравилась, угости меня пивом.

Так все и началось.

Вскоре Рози привела меня к себе домой, чего я уже ожидал. Опять выехал из дома отдыха с одним-единственным чемоданом. За одинокие годы бродяжничества удалось накопить капитал, перешедший теперь в руки Рози. Славное было лето под высокими тентами, рыба выпрыгивала из воды… хотя сомнительно, чтобы ее мамаша была необычайной красавицей.

Рози целыми днями распевала стандартные религиозные песнопения. Крупные храмы Лос-Анджелеса могли себе позволить заключать контракты с лучшими певцами, а она себя считала певчей птичкой в клетке. В то время придерживалась более традиционной веры, основанной на милосердии, которое, по ее убеждению, Бог к ней проявит. Иисус, по ее представлению, охотно подставит ей под ноги спину, причем Рози жутко хотелось проверить Его на выносливость.

Однажды я пошел с ней на встречу с проповедником Эйконом Джексоном. Он сам бегал по разным студиям, завербовывая не столько верующих, сколько талантливых, но мне нравился. Знал, что многие певцы вернутся, добившись успеха, и внесут в корзинку весомые вклады.

– Рози, – начал проповедник Джексон, – не знаю…

– Чего?

Я закрыл лицо руками. Проповеднику Джексону грозила слишком знакомая мне оплеуха.

Он тяжело сглотнул.

– Даже не знаю, стоит ли тебе в хоре петь. То есть в данное время. Многие возмущаются.

Рози превращалась в тучу гнева, чувствовалось, как стрелка барометра ползет вверх. Проповедник Джексон постучал по столу Библией, напоминая ей о своем сане.

– Извини, я человек откровенный. Может быть, у тебя есть какой-нибудь другой талант. У каждого есть какой-то талант. А петь ты не умеешь.

Я удержал бы ее, только был еще слишком худым, рук моих не хватило бы, чтоб ее обхватить. Просто схватил за запястье, надеясь отвлечь.

– Какого хрена ты хватаешь меня за руку? Исусика из себя корчишь?

– Хватит, Рози, пойдем.

– Еще чего.

И она запела спиричуэл, которого, могу поклясться, проповедник Джексон никогда раньше не слышал.

Он заткнул уши.

– Замолчи, пожалуйста.

Так родилась ее секта на три буквы. Как бы низко ни пала чудесная колесница, она никогда не скрывалась с места происшествия, как предлагалось Рози. Тем временем проповедник заговорил на неведомом языке, прищурился на свою кафедру, заткнул пальцами уши. Я рванул сзади Рози за свитер, стараясь ее усадить. Она вывернулась и открытой ладонью двинула меня под подбородок.