Инна Гофф - Не верь зеркалам

В конструкторском бюро его называли сокращенно, с оттенком дружеской фамильярности – Граф. В техническом паспорте у Графа значилось: «Компрессор ГрВП двадцать дробь восемь с графитовыми уплотнениями представляет собой поршневую двухступенчатую машину крейцкопфного типа двойного действия с угловым расположением цилиндров: цилиндр первой ступени – вертикальный и цилиндр второй ступени – горизонтальный. Компрессор оборудован промежуточными и концевыми холодильниками и имеет водяное охлаждение».

Танька пришла в дикий восторг, поймав обрывок телефонного разговора о цилиндрах для Графа. Когда он положил трубку, она долго теребила его, расспрашивая о Графе и цилиндрах. Он смеялся, отмахивался, наконец принялся объяснять, но почувствовал – дочке уже скучно слушать его. Потом он жалел, что не сумел заинтересовать Таньку, воспользоваться случаем и рассказать ей о своем заводе, о трудовой гордости, о тропических машинах, идущих на экспорт в дальние страны – на Кубу, в Индонезию, в Индию, на Цейлон.

Что поделать, он не был говоруном. Теперь с Графом покончено – из Усть-Каменогорска, где головной образец, изготовленный на заводе по рабочим чертежам их КБ, проходил испытания, получена телеграмма – испытания завершены успешно. Теперь можно выпить за Графа, за его долгую жизнь. Для этого и собрались они сегодня в маленькой квартирке у лаборантки Симы Белокриницкой. Муж Симы, инженер отдела главного технолога, один из создателей графитного компрессора, был послан на Кубу в качестве инженера-наладчика с партией компрессоров.

Сима предложила, чтобы собрались у нее. Вино и закуски купили в складчину, при этом с вином явно перестарались. Вскоре за столом стало шумно, а к потолку потянулось голубое марево папиросного дыма. Пили за Графа, кто-то, вконец распоясавшись, именовал его уже «ваше сиятельство» и даже – Лев Николаевич, видимо в честь графа Льва Толстого.

Потом запели «Куба, любовь моя. Куба, ты слышишь, Куба», и Сима заплакала. Он смотрел на Симу и думал: «А если бы я уехал на Кубу тогда вместе с Женей Белокриницким – ведь меня чуть не послали, – плакала бы Вера вот так, сидя в своей компании?» И почему-то никак не мог представить себе плачущую Веру… Впрочем, и Сима вскоре утешилась. Слезы быстро высохли на ее круглом миловидном лице с несимметричной ямочкой на одной щеке, с капризными детскими губами. И платье на ней было милое, рябенькое, в каких-то рюшечках, оборочках, с открытой шеей. Обычно он не замечал, кто во что одет, и женщин это обижало. Особенно Клару Семенову, чертежницу из их отдела. Клара не умела скрывать своего расположения к нему. Он уставал от ее внимания, многозначительных взглядов и вздохов. И сейчас, сидя напротив него за столом, она не сводила с него глаз, и он нарочно стал смотреть на Симу и, когда стали танцевать, пригласил опять же Симу. Три пары топтались на узком пятачке между столом и диваном. Кто-то вспомнил о новом танце, который танцуют, не сходя с места, – танце, рожденном теснотой квартир… Он не очень умел танцевать и, будь в комнате побольше места, ни за что бы не решился. Водка и теснота придали ему смелости, он даже стал выделывать коленца, в завершение подкинул Симу в воздух, и его удивило, что она такая легкая и маленькая, – с Верой они были одного роста. Ему стало весело, он потерял счет времени и не заметил, как стали расходиться. Еще оставалось человека три за разоренным столом, когда Сима, наклонившись к его уху, сказала:

– Клара плачет, пойдите к ней…

– Почему я должен к ней идти? – спросил он, поймав Симу за руку.

– Потому что вы ее обидели, – сказала Сима раздельно, как маленькому, и отняла руку.

– Обидел? Чем? Да я не сказал с ней ни слова!

– Значит, именно этим. Пойдите к ней, прошу вас!.. Она там, на крыльце.

– Ну, если вы просите… – Он сделал ударение на «вы».

Клара стояла на крыльце, задрав голову в небо. Кажется, она в самом деле плакала.

– Пошли танцевать, – позвал он. – А я вас ищу… Клара всхлипнула и взглянула на него искоса, недоверчиво.

– Не натанцевались еще? – спросила она не без ехидства. – Нет, спасибо. Мне что-то не хочется. Лучше здесь постоим. А потом вы меня домой проводите. Хорошо?

Стоять с Кларой на крыльце было совсем уж скучно. Вдобавок он вспомнил, что в одной бутылке еще осталось. И ему хотелось еще побыть с Симой, с этой маленькой женщиной, в ее уютной тесной квартирке, из которой Жене Белокриницкому, наверно, ох как не хотелось уезжать.