Инна Гофф - Телефон звонит по ночам

Но и это было ей сейчас безразлично.

– Сейчас откроют, – сказала она. – Видишь, уже шевелятся…

Вскоре они сидели за столиком у окна, за которым свежо плескала река.

Она сама взяла карточку и сказала тучному официанту, с любопытством смотревшему на них:

– Мы хотим есть. Дайте нам что-нибудь сытное и вкусное. Понимаете? Такое, чтобы нам захотелось прийти к вам еще раз.

У Олега это получалось шикарно. Сейчас это прозвучало нелепо, потому что не только официанту, продолжавшему бесцеремонно разглядывать их, но и им самим не верилось что они придут сюда еще раз.

– У нас фирменное блюдо – блинчики, – сказал официант.

– Давайте блинчики, – согласилась она. – И что-нибудь мясное. Бифштексы есть?

– И четыреста коньяку, – сказал Стах.

– Ты много пьешь? – спросила она, когда официант отошел.

– Не очень.

– Это хорошо, – похвалила она. Он засмеялся.

– Чего ты смеешься? – спросила она.

– Смешно, – сказал он. Но сам уже не смеялся. – Все наши разговоры. Кому это нужно? Ты бы еще спросила, хожу ли я к девочкам… Неужели тебе интересно все это? Цветут ли вишни в Донбассе и всякая ерунда.

– А чего ты ждал? – спросила она.

Что-то в его тоне обидело ее. Она вспомнила, как бежала, боясь опоздать к приходу поезда. Как торопливо надевала свое лучшее платье. Она впервые вспоминала об этом как о своей заслуге, может быть потому, что он воспринял это как должное.

Платья ее он, казалось, совсем не заметил, а на туфли обратил внимание лишь потому, что они ей жали.

– Чего я ждал? – повторил он. – Я ждал, что мы поговорим открыто. Как говорили когда-то. Поговорим о жизни. За семь лет мы оба изменились. Вот я и хотел узнать – как. Может, настолько, что нам уже не о чем говорить…

Она смотрела на его нервные длинные пальцы. Когда он наливал в фужер воду, они слегка дрожали.

«Неужели с тех пор они дрожат у него? – подумала она. – Или только сейчас, потому что он волнуется».

Ей хотелось взять его руку и прижать к губам. Но официант уже стоял над ними, хозяйничая и переставлял на столе посуду. Пол слегка покачивался, а возможно, это просто казалось ей, потому что она знала, что под ними река. Зал «поплавка», где сидели они, был почти пуст. Только за одним из столиков в стороне три летчика пили пиво. С реки веяло свежестью. Стах расстегнул верхние пуговицы кителя. Фирменные блинчики остывали в тарелках.

Она подумала, что ему жарко, неудобно и невесело. Может быть, он даже жалеет, что дал ей телеграмму.

– Как ты узнал мой адрес? – спросила она.

– В справочном. В один из приездов.

– Ты бывал в Москве?

– Бывал. Я даже видел твой дом.

– И не зашел?

– Нет. Не мог.

Она смотрела на него потрясенная, притихшая. Сколько раз ей казалось, что он бродит вокруг ее дома, не решаясь зайти. Чаще это бывало весной, на переломе дня и вечера, когда голубизна неба становится бледней, а в окнах домов, обращенных на запад, ярко пылает солнце.

– Блинчики остынут, – сказала она.

– Ерунда, – сказал он. – Давай лучше выпьем. За нашу встречу. Все же ты молодец, что пришла. Но я знал, что ты придешь. Это я просто так сказал, будто я не знал. Я знал твердо. Потому, что ты предала меня. А того, кого предал, помнишь всю жизнь. Даже больше помнишь, чем тот, которого предали.

Он взял ее руку в свою и разглядывал обручальное кольцо.

– Зачем ты носишь эту штуковину? Чтобы не забыть, что ты замужем?

– Теперь все носят, – сказала она и убрала руку.

– Модно? – усмехнулся он.

– Почему ты не женишься?

– Кто его знает. Не нашлось такой, чтобы меня закольцевала.

– И тебе никто не нравился?

– Были такие, что нравились. – Он помолчал досадливо. – Ладно, хватит об этом. Ты, надеюсь, не собираешься меня женить?

Ей хотелось обнять его. Но между ними был стол, заставленный тарелками. Фирменные блинчики и бифштексы, к которым они почти не притронулись…

Потом она вспоминала и высчитывала. Высчитывала, сколько часов они провели вместе. За три дня не больше десяти часов. Три дня – и ни одного вечера.

Днем их отнимали друг у друга дела, вся их взрослая, реальная жизнь, какой они жили теперь и которая невольно отдаляла их друг от друга. У нее – лекции в институте, у него – совещание. И все же им удавалось выкроить часа два, и они проводили их бестолково, слоняясь по улицам, среди московского шума и суеты, неприкаянные, счастливые и несчастные одновременно.

Потом она думала: можно было прокатиться в речном трамвае по Москве-реке. Погулять на Ленинских горах. Пойти в кино и просто посидеть в полутьме, держась за руки, как сидели когда-то в юности.