Ричард Бирд - Дамаск

– Отличный дом, – сказала Хейзл, взяв у Спенсера кружку с зелеными и белыми полосами, – тихий.

Чай был не очень горячим, но она все равно сдула с поверхности тонкое облачко пара и благодарно взглянула на Спенсера, стараясь сделать это не очень явно. Неплохо. Могло быть и хуже.

Увы, похоже, это он принес в бассейн странный запах.

– Копченая рыба, – сказал Спенсер. – Уильям любит копченую рыбу на завтрак.

– Это тот, который живет в сарае?

– Угу. Он редко выходит из дома. Домом владеет его брат, но они не общаются.

– А что будет с Уильямом, если кто-нибудь купит дом? И что будет с тобой?

Сотовый телефон Хейзл сработал, как сигнализация. Оба посмотрели на него – черный телефон лежал на библиотечных книгах, настойчивый электронный звонок отзывался эхом в углах бассейна. Спенсер сказал:

– Звонят.

– Тебя это волнует?

– Не знаю, – ответил Спенсер, – смотря кто звонит.

Телефон смолк, и внезапная тишина медленно опустилась на дно глубокой части бассейна.

– Никто, – сказала Хейзл, – уже никто.

Спенсер опять поднялся. «Интересно, – размышляла Хейзл, – всегда ли он такой беспокойный?»

Она прошла за ним в мелкую часть бассейна, к бильярдному столу, временами скользя по кафелю в его носках.

– Бильярдную собираются перекрашивать, – объяснил Спенсер, – надо было стол куда-то деть.

– Интересно, как они его сюда притащили?

– Не знаю. Чудо природы.

– Стол для пула.

– Точно.

Спенсер посмотрел на нее, будто собираясь что-то сказать, но ограничился взглядом. Она прикоснулась к волосам, проверяя, не растрепались ли, не выглядит ли она смешно. Голова почти высохла. Она скрестила руки на груди.

– Ты как, Спенсер? Ты выгля…

– Что?

– Более озабоченным, чем я думала.

Он запустил красный бильярдный шар к другому концу стола.

– Я вообще беспокойный. Меня всегда тревожит то, что еще не произошло.

Хейзл подняла удивленно брови:

– Мы всегда можем вернуться в постель.

– Я не об этом.

Он не смотрел на нее, пока говорил, и эта привычка начала раздражать ее.

– Мне нужно выйти. Ненадолго.

– Для того, чтобы книги сдать, да?

– Да, – ответил Спенсер, – я должен сдать книги в библиотеку. Можешь проверить число, если не веришь.

– Ты еще должен что-то сделать, так?

– Надо купить племяннице подарок. У нее день рожденья. – Хейзл глубоко вздохнула, внезапно разуверясь, что она всегда знала его. Как вообще один человек может знать другого? Она еще раз глубоко вздохнула. Потом спросила Спенсера, не хочет ли он, чтобы она ушла.

– Нет, – ответил он, – разумеется, нет. – При этом Спенсер смотрел куда-то вдаль, потом облизнул палец и нарисовал на кафеле футбольные ворота, а потом, немного подумав, мяч в них.

– Все из-за прошлой ночи? – спросила она, внезапно испугавшись, что переспав с ним, она все испортила. – Я думала, нам было хорошо.

Ведь правда?

Спенсер моргнул и на мгновенье закрыл глаза. Открыв их, указательным пальцем еще немного сдунул красный шар, сначала в одну сторону, потом в другую.

– Что не так?

– Я не знаю, извини. Наверное, у меня шок.

– Почему?

– Не думал, что это может произойти так быстро.

– Но произошло ведь. Вот мы вместе.

– Хейзл, ты веришь в Дамаск?

Первый раз, стоя по другую сторону бильярдного стола, он посмотрел прямо на нее. Чистые карие глаза, очень красивые. Мог бы делать это почаще.

– Я не понимаю, о чем ты.

Спенсер имел ввиду следующее: его интересовало, верит ли она в существование того единственного мгновения, которое способно все изменить? Но ему хотелось объяснить ей это, по возможности, наиболее точно. Верит ли она в гром среди ясного неба? Происходят ли в жизни события, после которых все будет уже по-другому, уже не так? Могут ли люди полностью изменить образ жизни и мысли, без всяких предпосылок, заснув одним и проснувшись другим человеком? Существуют ли избранные для подобного озарения? Существуют ли чудеса? Ну правда, посмотри. Посылает ли Бог людям знамения, указывающие, что делать дальше?

– Ты хочешь, чтобы я ушла, да?

– Нет, – сказал Спенсер, – вовсе нет.

– Нет хочешь.

– Я не хочу, чтобы ты уходила. Просто мне самому надо идти. И я правда очень хочу, чтобы ты была здесь, когда я вернусь.

Ребром ладони Спенсер начал стирать нарисованное на кафеле. Хейзл обошла вокруг стола, положила руки ему на плечи и поцеловала его в ухо.

– Почему ты меня поцеловала?

– Понятия не имею, – сказала Хейзл, – может, сегодня твой день рождения?