Олег Рой - Любовь за деньги и без

Думаю, даже из краткого пересказа этапов жизненного пути Пахомыча видно, насколько нервной всегда была его работа. Наверняка часто хотелось и расслабиться, и оторваться по полной, а желающих помочь с отрывом, разумеется, хватало с избытком. Как Пахомыч не сорвался — для меня загадка. Большинство тех, с кем он начинал, уже давно покойники — убиты братками, умерли от передоза или от болезней, вызванных всевозможными излишествами, — от цирроза печени до СПИДа. А мой сегодняшний клиент жив и практически здоров.

Слабость у него лишь одна. Пахомыч обожает общаться с дорогими шлюхами в точности так, как «цеховик» восьмидесятых годов прошлого века общался бы с девчонками-пэтэушницами. Объясняю для тех, кто не въехал, — как криминальный (других большую часть советской истории в стране не существовало) бизнесмен с девушкой из неблагополучной бедной семьи, учащейся в ПТУ. Других странностей и закидонов у Пахомыча, к счастью, по минимуму.

Меня это вполне устраивает — спасибо перестройке и гласности! В те годы было снято немало фильмов, показавших будничную жизнь первого в мире социалистического государства без прикрас и глянца. Так что можно без малейших проблем выяснить, какой стиль одежды и поведения особенно порадует Пахомыча.

Вот и сейчас я прекрасно знала, что делать.

— Ну, за успех! — произнесла я нараспев, улыбнулась, молодецки опрокинула в себя рюмочку, а потом захихикала:

— Ух ты! Ядреное пойло!

Потом занюхала коньяк рукавом и тряхнула головой так, чтобы застучали висюльки на огромных фиолетовых клипсах из пластика (где я их откопала — это отдельная история). После этого неторопливо встала с кресла, лениво сняла псевдолеопардовый плащик и повесила его на спинку стула, оставшись в черной мини-юбке, сетчатых колготках, туфлях на высоченных каблуках и цветастой кофте с короткими рукавами и огромным вырезом. Макияж, до боли напоминающий боевую раскраску индейцев племени сиу, разумеется, тоже полностью соответствовал образу. Честно говоря, не понимаю, зачем девушки восьмидесятых годов добровольно красились столь жутким образом и надевали на себя этот ужас, но, если верить тогдашним фильмам, все было именно так. Да и Пахомыч явно ловил дикий кайф от моего кошмарного облика.

На ходу сбрасывая туфли, я направилась к большому кожаному дивану и уселась на него, поджав под себя ноги.

Пахомыч затянулся сигарой, очень довольный происходящим.

— Че, совсем достали уроды? — сочувственно спросила я.

Наши с ним кабинетные посиделки всегда начинались с сеанса словесной психотерапии, плавно переходящего в массаж — жесткий, но без нанесения мне телесных повреждений. Когда Пахомыч немного успокаивался, то наваливался на меня как медведь и делал то, ради чего, собственно, и вызывал. Поза не менялась никогда; точнее, для каждого места встречи существовала своя собственная поза, абсолютно неизменная.

— Угу, — ответил он. — Не жизнь, а темный ужас. Никакого просвета. Вообще никакого.

— Че так? — в этом месте мне, согласно имиджу, следовало закурить, что я и сделала. Естественно, не сигару, а ментоловую сигарету. Пэтэушницы восьмидесятых от них были без ума.

— Зажимают, — бросил Пахомыч сквозь зубы, а затем обозвал обидчиков парой нелестных и нецензурных эпитетов.

— Кто посмел тебя обидеть, солнышко? — промурлыкала я с сочувствием, смешанным с удивлением. Ответ я, пожалуй, знала, но правила игры есть правила игры.

— Кто-кто?! Дед Пихто! — рассердился он. — Ты как маленькая, честное слово! Государство родимое зажимает! Кто еще?! Разве не видишь, что творится?

Я пожала плечами:

— Не-а, не вижу. Я девушка простая, в ваших хитростях не разбираюсь.

— Дура ты, Ника, — снисходительно проговорил он. — Думать иногда полезно даже таким, как ты. Если корову без конца доить, какое-то время молока будет хоть залейся, но потом она таки сдохнет.

— Что, ввели этот… как его… прогрессивный налог? — осведомилась я, старательно наморщив лоб.

— Типун тебе на язык! Только этого не хватало!

— Что же тогда? А-а-а! Откаты выросли?

— Холодно! Не угадала! — Вы не поверите, но его действительно занимал этот разговор, он не чувствовал ни фальши, ни идиотизма ситуации. — Наоборот, сейчас затишье какое-то. Большие шишки все важные вопросы перекидывают на потом — велят приходить через неделю или через месяц. А дела стоят! Страшно шаг лишний сделать — вдруг за него-то и спросят?

— Па-анятно. Да, невесело, — я щелчком пальца стряхнула пепел. — Тогда, может, отдых себе устроишь? Съездишь к теплому морю на пару недель, а тут все как раз утрясется.