Мария Кондратова - Сигнальные пути

По Востоку расползалась тревога и беспокойство. И снова, как десять лет назад, семьи и дружбы дробились вопросом: «Ты за Майдан? Ты против Майдана?» Ни с той ни с другой стороны и речи не шло о том, чтобы найти компромисс, убедить, по-хорошему договориться, но лишь о том, чтобы твердо настоять на своем. И дело было не в том, сколько государственных языков в Канаде или Швейцарии, и не в том, что лучше – федерация или конфедерация. О чем бы ни говорили для виду, на самом деле спорили только об одном, о том, кто в доме хозяин, и даже мысли не допускали о том, что может быть учтено несколько мнений.

Крымский референдум и историю про помощь «вежливых людей» на Луганщине встретили с восторгом и надеждой – вот бы и нам так! Виталик ходил мрачнее тучи, он перессорился с половиной друзей, да и вторая половина тоже не разделяла его майданный задор. Сначала был Крым, потом Славянск  [22].

А городской парк меж тем по-прежнему лежал в руинах, и было ясно, что в ближайшее время руки до него не дойдут. Разве что львов в высохшем фонтане неизвестные энтузиасты покрасили в цвета украинского флага. Так они и восседали среди ржавых неработающих труб – желтые с голубым. В нашем городе, как и во всей стране, сладко и азартно делили власть ранее обойденные ею. Им было не до деревьев. До сессии оставалось еще полтора месяца, и мои студенты тоже не рвались поучаствовать в городском благоустройстве. Ну и бог с ними, я решила, что сама посажу чернобрывцы на главной аллее. Семена стоили копейки. Может, что-нибудь да взойдет…

Около горсовета оказалось неожидано многолюдно. С одной стороны площади собирались люди с единообразными желто-голубыми стягами. С другой, поближе к ДК и пострадавшему несколько лет назад Ильичу, мелькали разномастные, самодельные плакаты. Легкое апрельское солнышко придавало политической акции характер раслабленного народного гулянья. К ступеням, которые использовались как сцена, понесли портрет Кобзаря, так раньше в красные дни по городу таскали портреты генсеков. Тараса Григорьевича было привычно жаль, как всякого человека не на своем месте. Знакомая учительница украинского языка с богомольным видом поправила над головой поэта рушники. По газону среди кривых елок прогуливались девушки с мечтательными лицами из тех, кому попы на исповеди кричат: «Замуж, дура, замуж!» – несколько пенсионерок, несколько мужчин в костюмах с номенклатурными лицами, пара коллег из университета, пара местных наркоманов – ковчег провинциальный обыкновенный – всякой твари по паре. Виталика не было, но я не сомневалась, что он подойдет с минуты на минуту. Немолодая женщина с добрым лицом вполголоса репетировала речь: «У меня мама из России, я сама из России, но я тридцать лет прожила на Украине…» Девочка с бантами скороговоркой повторяла стихотворение Леси Украинки.

Коллега с кафедры автоматических систем управления помахал мне:

– Алина! Алина Александровна, вы к нам? Вы должны быть с нами! Мыслящие люди должны быть вместе в это непростое время!

У коллеги был свитер с заплатками на локтях по моде шестидесятых и близорукие незлые глаза. На институтских пьянках он иногда мечтательно клал руку мне на плечо и вздыхал:

– Эх, Алина, Алина… – Но продолжения ни разу так и не последовало.

Сегодня он был более красноречив:

– Посмотрите на себя, вы же гарна дивчина! Просто живой символ новой Украины! – радостно кричал он мне через площадь. Патриотические пенсионерки оглядывали меня с ног до головы и скептически поджимали губы.

Женщина с тяпкой в качестве символа новой Украины смотрелась, безусловно, свежо, а главное, куда как ближе к истине, чем оптимистичные картинки про жизнь «как в Европе», которыми нас потчевали в последние годы, но у меня на сегодня были другие планы. Я дружески помахала коллеге тяпкой и пошла дальше через площадь.

Под Лениным тоже обнаружились знакомые – пара бывших студентов, бывший одноклассник, ребята с района, дядя Глеб, конечно. Женщина с просветленным лицом держала в руках плакат «Фашизм не пройдет». Количество искренности на квадратный метр прилегающей территории начинало наводить на мысли, что ничем хорошим это противостояние сил добра и света не кончится. Искренность в местном исполнении неизменно входила в противоречие с терпимостью. Я хорошо помнила это еще по дракам на городской дискотеке – их всегда начинали самые прямые, чуждые всякого притворства люди. Я спросила знакомого мальчика из автосервиса: