Петр Гладилин - Платоническое сотрясение мозга

— Я не понимаю, — сказал он.

— Что ты не можешь понять? Ты позвонил мне из библиотеки и сказал, что будешь через четверть часа. Я накрыла на стол, а тебя все нет и нет. Час нет, два нет. И вот, наконец, явился.

— Я только что видел, — сказал Андрей Ильич, — как за нашей дочерью гнались два здоровых молодых человека.

— Привет, па, такого и быть не может, я сегодня на улицу не выходила.

— Она приболела, у нее красное горло, я сегодня ее не пустила ни гулять, ни в школу. Она была у Татьяны на втором этаже. Учила ее играть на пианино.

— Так она же сама толком никак не научится.

— У них такие вот игры.

— На этой девочке, за которой гнались, было точь-в-точь такое же пальто, как мы с тобой купили нашей Полине. А я так перепугался, я подумал, что это она. Боже мой, как же я, Наташа, перепугался.

— Где твой портфель?

— Я его убил. И в землю закопал. За гаражами.

— Ты точно не в себе. Как это убил портфель? Ну-ка, рассказывай все по порядку.

— Я тебе как-нибудь потом расскажу, я его обязательно найду... У меня такое чувство, будто я вас тысячу лет не видел. Я соскучился, — сказал Андрей Ильич, обнял жену, крепко-накрепко расцеловал ее, расцеловал дочь, покачал ее на руках, сбросил с себя пальто, ботинки, вошел в гостиную, взял стул, поставил рядом с пианино и стал играть собачий вальс.

Он бил пальцами по клавишам и смеялся, он заливался смехом, подмигивал, морщил нос, строил веселые рожицы. Потом он переоделся, принял ванну. Потом все вместе поужинали. Когда Полина легла спать, Андрей Ильич вошел в детскую, сел на краешек ее кровати, взял ее руку в свою и долго, долго о чем-то с ней разговаривал. Он ей пожелал спокойной ночи, девочка повернулась на правый бок и закрыла глаза. Отец на ощупь вышел из темной комнаты в коридор.

И все встало на свои места, успокоилось, улеглось. Как будто ничего страшного и не случилось.

В этот день супруги Ивановы легли спать очень поздно, потому что они долго разговаривали. Полина сквозь сон слышала, как папа что-то рассказывал маме, а мама смеялась. Засыпая, Андрей Ильич вдруг почувствовал страшную, но очень счастливую усталость. Вместе с ним готов был уснуть этот огромный, и немножко безумный, и немножечко сводящий с ума город. Но Андрей Ильич забыл о его существовании и о всех людях, населяющих этот город, о страхах этих людей тоже забыл и в том числе о своих собственных. Сейчас в мире были только три человека, и они все были рядом. И это была самая важная новость дня. В этот день много чего случилось в мире, и об этом завтра напишут в газетах. Но они не сообщат главной новости ушедшего дня.

Он закрыл глаза и подумал, что тишина и покой — это самое дорогое, что есть в жизни. Пусть она пройдет вот так тихо и спокойно. Пусть даже незаметно для других людей, пусть без славы, но главное, чтобы не было этих ужасных потрясений и разочарований. И он заснул сладко, как ребенок.

Но спал он недолго. Он проснулся среди ночи, открыл глаза.

«Так значит, я обознался, значит, это была не моя дочь, — подумал Андрей Ильич. — Но девочка в красном пальто была. И за ней на самом деле гнались. Кто эта девочка? А может быть, она есть тоже плод моей болезненной, до смерти перепуганной фантазии? Ну нет, я видел ее. Я сошел с ума, но только отчасти, я еще не совсем с ума сошел. Надо это проверить».

Андрей Ильич встал с постели, накинул халат и пошел звонить в отделение милиции. Дежурный подтвердил факт происшествия и факт пропажи ребенка и даже назвал фамилию девочки.

— Я видел, — сказал Андрей Ильич, — я свидетель, я сейчас же приду, если нужно.

Ему ответили, что это необходимо сделать сию минуту. Профессор оделся потеплее. На всякий случай он снова вошел в детскую, чтобы еще раз проверить, чтобы лишний раз убедиться. Полина спала. Он поцеловал дочку, спустился на лифте вниз, вышел на улицу и не узнал свой дворик. Дворик был белый-белый. Как будто его вымазали известкой. Выпал первый, самый первый снег. Первее первого. Андрей Ильич поднял воротник, поежился и побежал сломя голову.

военно-театральный роман

На краю дикого поля, там, где начинается вечная мерзлота, стоит военный гарнизон. Скоро придет суровая зима, и северная степь станет белой, как молоко. Ветер воет надсадно, как дикий зверь, врываясь в щели, рассыпаясь на тысячи голосов. Где-то гремит наполовину оторванный лист кровельной жести, звенит наковальня.