Андрей Иванов - Школа капитанов

В качестве финального конкурса предполагался танец. Школьный донжуан Паша Панченко, по кличке Санчо Панча, танцевал с Леной неспешный вальс. Он бы с удовольствием сплясал что-нибудь посовременней с Надькой, но он был одноклассник Кабучки и танцевал с ней. Потом, когда на сцену выскочила Надька, в мини-юбке, с огромным пушистым цыпленком и принялась лихо скакать, сверкая белизной зубов и трусиков, Ленка поняла, что проиграла и тихо заплакала, отвернувшись в сторону. А я услышал за спиной: «Давай ему морду набьем!»

Это про меня. Мои одноклассники. Они уже выпили водки в туалете и теперь их тянет на подвиги. Многих из них я знаю с детского сада. И бить морду они мне вряд ли станут. Хотя я редко бываю уверен в людях. И поэтому мне сразу стало неуютно и противно.

— Эй, Батон, в морду хочешь?

Батон — это тоже я. Кличку придумал Паша Панченко, когда нам было лет по шесть. Мы сидели в детском кафе «Изюминка» и ели по третьей порции мороженого. И вдруг он сказал задумчиво: «Дракон. Дракон-батон. Батон». Не знаю, что навело его на подобную логическую цепочку, но с тех пор меня все называли Батоном. Или Батошей.

— Эй, Батон, в морду хочешь?

— Позже.

И мы снова смотрим, как выплясывает Надька. У нее, кстати, тоже есть кличка — Лев.

Надька признана «Мисс». Она сверкает улыбкой, радостно раскланивается. Машет рукой Кабучке.

Все встают. «А теперь — дискотека!!!» Растаскивают по ближайшим кабинетам стулья. Учителя одевают в учительской шубы и расходятся по домам. Следить за порядком остаются злобная бородавчатая химичка, молодой стеснительный физик Шпагин и мой классный руководитель Николай Яковлевич Похил, которого за глаза зовут Колка. О нем тоже будет рассказано ниже.

Вдоль одной из стен рекреации расположена «аппаратура» — куча старых радиодеталей, слитая в единый организм волей лаборанта Игоря Кульковского (Кулька) и его же любовью к громкой музыке. Звук дают колонки в человеческий рост. Когда-то они стояли в кинотеатре. Звук сильный, но нечеткий. На потолке мигают разноцветные лампочки.

Музыка орет, в рекреации пусто. Только довольный Кулек сидит за пультом. А все побежали пить водку. Пьется она либо в туалете, в открытую, либо в классных комнатах — тайком.

Я пошел сначала в туалет. Там было накурено — не продохнуть. И курили, по всей видимости, не только табак. Туалет у нас в школе большой — человек двести может втиснуться. И всего три унитаза. Просторно, в общем. Когда я вошел, там как раз стояли наши. Макс Кашин пил водку из горлышка, а все на него смотрели. Он опустил бутылку, крякнул и утерся рукавом. Его худое длинное лицо раскраснелось, а зеленые глаза с белыми ресницами смотрели зло.

— Че это за дерьмо? — спросил он, — Вы где ее брали?

Ему не ответили, забрали бутылку и передали дальше. Паша Панченко стоял чуть в стороне и с удовольствием курил. Видно было, что он уже успел отхлебнуть из бутылки. Тут же вертелся Кеша Андреев. Он был, что называется, совсем косой, и радостно что-то рассказывал, не обращаясь ни к кому конкретно. По его широкому смуглому лицу блуждала улыбка удовлетворения.

— О! Батон! Дайте Батону выпить! — закричал кто-то за пеленой дыма.

Откуда-то слева вынырнула бутылка. Я взял ее и отпил несколько глотков с каменным выражением лица. Это моя «фишка» — пить с каменным выражением лица. На вкус было ужасно. Явный суррогат. Меня чуть не вывернуло. Но по лицу этого не было заметно.

— Блин, как сок пьет! — восхитился Кеша.

— Дерьмо! — сказал я прочувствованно.

— Первая лучше была, — сказали мне.

Где-то под ногами катались и звенели по кафелю несколько первых бутылок.

Кроме как пить водку, в туалете делать было нечего. Один глупый восьмиклассник прошел к унитазу и уже принялся расстегивать ремень, но тут же получил пинок под зад.

— Совсем оборзел! — зашумели на него, — Гадить тут собрался! Иди на улицу, под школу!

— Ну, пацаны, ну, там холодно. — упрашивал он, но его никто не слушал.

И он ушел. Под школу, наверное.

От выпитого я повеселел. Макс Кашин (кстати, это он мне морду бить хотел) сказал:

— Останься! Выпей еще.

Но я помотал головой. Мне уже хватило. Я поднялся на второй этаж, в наш двенадцатый кабинет. Там сидел Кеша Андреев и на чужом магнитофоне переписывал себе альбом «Агаты Кристи», в ускоренном режиме. Лицо его было радостно. Он давно хотел этот альбом и сейчас наконец-то заполучил, правда лишь на полчаса. Хозяйка магнитофона, очень некрасивая девочка из моего класса, Лена Лебедева, сидела рядом. Ей давно пора было уйти домой, она даже пальто надела, но осознание того, что она кому-то здесь нужна, хотя бы только из-за магнитофона, не давало уйти. Кабинет находился в конце коридора, но музыка в рекреации звучала так громко, что даже здесь разговаривалось с трудом. Поэтому они молчали.