Кристофер Харт - Спаси меня

— Ушла? — спрашиваю я.

— Ушла, — говорит Клайв. — Упаковала чемодан, сказала, что за остальными вещами зайдет на днях, и сбежала по ступенькам. Я мчался за ней по пятам и не мог придумать, что же сказать. У двери она повернулась напоследок, взглянула на меня в упор и проговорила: «Я по-прежнему к тебе неравнодушна, Клайв. Но ты меня больше не любишь. Поэтому и ухожу». Об этом труднее всего вспоминать. Я не в силах был вымолвить ни слова. А потом она просто ушла.

Признаюсь, наверное, я ошибся, плохо думая об Эмме. Пусть она хитрая и недружелюбная, пусть. Зато в душе добрее и сильнее любого из нас.

Клайв совсем сник, но до слез пока не опускается. Кэт заваривает ему чашечку кофе. Я предлагаю другу мармеладку, и он, как обычно, посылает меня ко всем чертям. Впрочем, потрясение он как-нибудь переживет и скоро оправится. Я даже не сомневаюсь.

Два дня спустя Бет зовет меня к Лесбо-Ливви почитать весточку от Майлза. Пишет он долго и путано, намекает на какую-то неудавшуюся попытку самоубийства, и я совсем ничего не могу понять. К письму приложен маленький мятый клочок бумаги со словами: «Не потеряй».

Дорогая Бет.

Прошу простить меня за то, что я тебе сделал, хотя извинениями горю не поможешь. Я подал заявление на перевод в нью-йоркский филиал, буду там недели через две и постараюсь продержаться как можно дольше.

А потом он резко сворачивает на другую тему и начинает описывать свежий весенний ветер с моря и одинокие белые барашки на волнах далеко-далеко от берега. В высоком голубом небе плывут пушистые белые облака, ветер колышет сухостой, на верхушках утесов уже проглядывает молоденькая дикая капуста. Ветер такой сильный, что сшибает с ног, с воем ударяясь о гладкие стены утеса и колыша пучки армерии. И еще буревестники ради забавы цепляют крылом морскую волну.

Майлз остановил машину на краю утеса — поразмыслить о жизни и смерти, как он пишет, — когда повстречался с парнем по имени Грег. Тот, обливаясь потом, топал по холму в сторону мыса. Квадратные очки в стальной оправе постоянно съезжали с его блестящего курносого носа, и он то и дело подталкивал их наверх сжатым кулаком, отчаянно щурясь на солнце. У него были жесткие рыжие волосы и нечесаная борода более темного оттенка. Во всей наружности незнакомца проглядывала какая-то эксцентричность, какая-то кустарщина. Он нес огромный рюкзак, а ниже мешковатых бежевых шорт белели мускулистые волосатые икры. Человек этот то и дело принимался бормотать себе под нос, а временами громко фыркал, останавливался и долго наблюдал за чайками, будто никогда не видел ничего более занимательного.

— Зачем он тебе все это рассказывает? — спрашиваю я, отрываясь от письма. — Очень мило, конечно, только не возьму в толк, к чему он клонит?

— Читай-читай, — говорит Бет. — Скоро все поймешь.

Дойдя до вершины обрыва, Грег долго смотрел на меня, а потом подошел к автомобилю и устроил мне выговор. Знаю ли я, сколько птичьих гнезд я уничтожил, пока доехал сюда, как много раздавил птенцов жаворонка? У него запотели очки, а он все продолжал и продолжал отчаянно тараторить, без устали работая языком: птицы, каменка-попутчик, вдовушки, богатейшая хрупкая экосистема, биологическое разнообразие прибрежных меловых скал и холмистых пастбищ размолочено всмятку моими бесчувственными шинами… Он все говорил и говорил, откидывая лезвие огромного перочинного ножа.

Мотор я не выключал — просто сидел в машине с работающим двигателем и бездумно глядел в море. Этот нечаянный свидетель решил, что я обычный прыгун, каких навалом. Очередной убитый жизнью лондонец, прикативший сюда, чтобы сигануть с утеса.

— Дела-то какие, — говорю я Бет. — У нас в руках почти прощальная записка.

Видок у меня был еще тот: мятый фрак и бабочка на боку; небрит, угнетен. Грег сделал знак рукой, чтобы я опустил стекло, и говорит: «Глуши движок, приятель. Некоторые люди ходят сюда воздухом подышать». Я выключил мотор. И хотя, по-моему, он заметил, что я нахожусь на грани, все равно оставил меня и пошел себе дальше. Пять часов спустя, когда стало темнеть, он вернулся и увидел, что я на прежнем месте. Тогда мой новый знакомец оперся рукой на крышу машины и стал глядеть на море. «Хороший выдался денек, — сказал он. — И небо ясное. Иногда отсюда видно Францию». Потом добавил: «Собрал немного морской капусты. Пробовал когда-нибудь ?»

Странный человек — сводил меня в пивнушку. Взялся за ручку, никого не спрашивая, открыл дверь и сказал: «Давай вываливайся». Я мельком взглянул на него, потому что мне было уже все равно, что со мной будет, и передвинулся на пассажирское сиденье. В пивной он купил две пинты пива и сам сунул мне в руки кружку. Потом купил и ужин. Только еда в меня не лезла, так что он сам все съел: пастуший пирог, картофель, морковь, горошек и порцию полукопченой трески с жареным картофелем и горошком. Потом выпили еще. Он все покупал и покупал. А после предложил завалиться к нему.