Валерий Хайрюзов - Приют для списанных пилотов [Повести и рассказы]

Он проснулся, рядом спала Милица. Лицо ее было тихим, спокойным и родным. Она улыбалась, и он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть ее сон. Ощущая ее тепло, Сергей подумал, хорошо бы съездить когда-нибудь в Сараево, пройтись по той улице, на которой выросла Милица. Нет, он не пытался загадывать вперед, в нынешней ситуации, он понимал, дело это пустое. Сергей слышал, что Караджич предлагал казакам приезжать в Боснию и заселять пустующие земли. У него была попытка думать в эту сторону, но получалось так, что каждый раз он разворачивал свои мысли и увозил Милицу к себе в Иркутск. Он представлял, какими будут глаза у брата, да и у всех его знакомых. Эта мысль была ему приятна, и он жалел только об одном, что нет отца с матерью. Но он был уверен, что Милица бы им понравилась.

А утром они уже вновь мчались мимо разбитых и оставленных жителями сел по дорогам Боснии. В садах падали с деревьев яблоки, сливы, но хозяев не было видно, и некому было собирать новый урожай. Война прошлась по этим местам и словно метлой вымела все живое. У нее была своя, кровавая жатва.

Он смотрел на неубранные поля и вспоминал слова царя Лазаря, с которыми он обратился к народу, собирая воинов и крестьян на битву с турками. Вот и сейчас, как сотни лет назад, в горах созревала виноградная лоза, на полях колосилась пшеница. «А крестьяне сидят в окопах и не знают, вернутся ли они вообще в родные места, — думал он. — Война — страшная штука! Она оставляет у людей главные чувства — победить или умереть».

И все же настал тот день расставания, который Сергей всячески оттягивал. Все мыслимые сроки своего возвращения в Россию он пропустил и понимал: дальше уже к нему могли применить санкции. Он не так уж и боялся их, но врожденная привычка подчиняться установленным правилам взяла верх. Сергей сказал Милице, что ему пора ехать в Белград.

— Да-да, тебе пора, — согласно кивнула головой Милица. — Мы постараемся отправить тебя на попутной машине. Я бы сама поехала проводить тебя, но у меня срочное задание. Я позвоню в Белград Зорану. Ты у него остановишься? А может, позвоню прямо в Иркутск. Ты не возражаешь?

Последними словами она постаралась скрыть плеснувшую из глаз тоску, и, взяв ее за руку, он торопливо проговорил:

— Я все там улажу и вернусь. Правда, правда! А потом уедем в Россию.

— Хорошо, я буду тебя ждать, — улыбнувшись глазами, ответила Милица.

Поджидать машину остановились возле какого-то оставленного жителями села. Вдоль дороги с выбитыми окнами неприкаянно стояли дома, некоторые были без крыш, одни голые стены. Неподалеку, на бугорке, среди бетонных обломков лежал конусообразный купол минарета, а чуть поодаль, с закопченным, пробитым куполом и вываленной боковой стенкой, смотрела на дорогу сельская церквушка.

Сергей зашел с Милицей в сад. Усыпанные плодами ветки гнулись к земле, сквозь траву желтыми и красными глазками выглядывали уже опавшие яблоки.

— Это петровки, самые первые и сладкие, — сказала Милица. — Я их очень люблю. Мы в детстве за ними по чужим садам лазали. Хотя под окнами свои росли.

Милица подняла с травы яблоко и протянула Сергею. Он потер его о рукав, надкусил. Действительно, яблоко оказалось сладким и душистым.

— Вот с него все и началось, — улыбаясь, сказал она. — Ева послушалась Змия и протянула Адаму яблоко. А он, как и ты, не удержался.

Неподалеку, рядом с деревянным столиком, стояла сплетенная из вербы корзина, и Сергею показалось: ее только что оставили и ушли пить чай.

Он присел на скамейку, наблюдая, как Милица ходит по саду, собирает в пакет яблоки. Почему-то память вернула его в то лето, когда после армии он пришел в гости к Анне, и она увезла его к себе на дачу. Там они вдвоем провели целую неделю. Днем Анна в одном купальнике и туфельках ходила по саду, угощала его клубникой. Сейчас Сергей понимал, что уже тогда она любила показывать себя, свое хорошо сложенное тело. Вспомнил он и то, как между делом она переругивалась с работающим на веранде телевизором, язвительно комментируя дикторов. Она была за перемены, и, по ее мнению, Россия во всем должна была равняться на Америку. Ее слова Сергей считал детским лепетом, полагая, что вся эта игра — ради него, и ему было приятно наблюдать за ней.

Отсюда, из Боснии, он распознавал те приметы, которые если не кричали, то подсказывали: вот-вот все должно рухнуть.

«В России нет таких разрушений, — думал Сергей. — Есть нечто иное: чувство безысходности. Но как его преодолеть? Какое нужно слово, чтобы подняться, отряхнуть налипшую грязь и зашагать дальше? И кто поведет? Недаром говорят: каков поп, таков и приход…»