Юрий Вяземский - Этюд на органическое молчание

– Что такое? – спросил он испуганно.

Я засмеялся. Тоня отскочила от меня, а я стоял посреди зала и громко смеялся. Тоня закрыла лицо руками и побежала между рядами скамеек. Муж проводил ее удивленным взглядом, потом посмотрел на меня, шагнул в мою сторону, потом опять посмотрел вслед Тоне, повернулся ко мне спиной и ушел в кулису.

– Ну что здесь может быть смешного? – спросила меня Любовь Львовна. – Женщина говорит вам, что она вас любит, а вы смеетесь. Нет, я не понима-а-ю!

Я молчал, переводя дыхание и стараясь унять нервную дрожь…

В малом зале театрального училища шел показ этюдов на органическое молчание. Специфика этюдов заключалась в том, что на всем их протяжении надо было молчать естественно и оправданно и лишь в самом конце мизансцены разрешалось произнести несколько фраз.

Художественный руководитель первого курса Любовь Львовна, энергичная семидесятилетняя женщина, прямая и подтянутая, как балерина классической школы, отбирала этюды на зачет. Мы с Тоней показали ей уже десять этюдов, но ни один из них не был признан годным.

Тоня с «мужем», Донатосом, вышли из кулисы и предстали перед Любовью Львовной и сидящими за ее спиной однокурсниками. У Тони были слегка припухшие веки и усталые глаза.

– Ну что здесь может быть смешного?! – возмутилась Любовь Львовна. – Юра! Я не понимаю вас! Ну ладно, вы не любите Тоню, но смеяться в лицо женщине, когда она объясняется вам в любви?.. Это же низко!

– Вы меня не поняли. Я очень люблю Тоню, – сказал я.

В зале засмеялись.

– Прекратите! – закричала Любовь Львовна, обернувшись к классу. – Иначе я уйду с занятия! Так смеются только умственно отсталые дети, а не студенты театрального училища!

Дрожащей рукой Любовь Львовна сняла очки и бросила их перед собой на стол. Меня всегда интересовало, как ей при этом удавалось не разбить стекол.

– Юра, – повернулась она ко мне, – но, если вы любите Тоню, тогда я вас совсем не понимаю!.. Или вы смеялись над ее спутником?

– Я над собой смеялся. Мне просто вдруг стало смешно.

– Что значит «просто вдруг стало смешно»? Я не понима-а-ю!

– Не знаю, мне показалось…

– Что значит «не знаю»?! Ну, Ю-у-ра! Вы должны знать все, что вы делаете, вы должны уметь объяснить каждый ваш поступок, каждое ваше движение! Чтобы я больше никогда не слышала этого вашего «не знаю»!.. Что произошло между вами и Тоней?

– Мы когда-то были мужем и женой, но потом развелись.

– Почему развелись?

– Потому что были идиотами.

– Это не ответ.

– Не знаю, просто взяли и развелись.

– Опять «не знаю»!.. Да не может быть в жизни ничего «просто»! Не могут люди разводиться и не знать, почему они разводятся! Как вы не понимаете?!

Любовь Львовна знала, что говорила.

– Значит, наш этюд вам не понравился? – спросил Донатос.

Любовь Львовна с раздражением надела очки.

Я знал, конечно, почему мы развелись с Тоней. Мы слишком любили друг друга, были слишком требовательны к себе и к своей любви. В результате нам часто казалось, что мы любим недостаточно сильно. А мы не желали любить вполсилы и поэтому развелись. И только тогда поняли, что совершили ошибку. Но у нас не хватило мужества признаться в этом самим себе. Наверное, так!

Но как мне было объяснить все это Любови Львовне? Не мог же я сказать ей: «Мы развелись с Тоней, потому что любили друг друга». Ведь она даже не поняла, почему я засмеялся. А что мне еще оставалось делать? Уйти? Сказать Тониному мужу, чтобы он шел куда подальше? Другой на моем месте, возможно, поступил бы так или еще как-нибудь. А я вот взял и засмеялся. Если бы в жизни все можно было объяснить!

Мы ушли со сцены, уступив место другим.

Мы вышли с Тоней в пустой коридор училища.

– Это я во всем виновата, – сказала Тоня. – Мы же договорились, что ты ко мне подойдешь, а не я к тебе. Но, понимаешь, мне вдруг показалось, что ты не подойдешь, не сможешь, не захочешь, не знаю… Я не выдержала. Мне хотелось, чтобы ты знал, что я люблю тебя. И ты так хорошо встретил меня. У тебя было такое растерянное и счастливое лицо… А потом я услышала голос Донатоса, твой смех, и мне стало жутко. Я убежала. Я поняла, что если я не убегу, то начну говорить. И тогда меня уже ничто не остановит… Прости меня, я тебе все испортила.

Я посмотрел на Тоню. У Тони был такой вид, будто у нее умер кто-то из близких. После каждого нашего провала у нее был такой вид, и каждый раз она считала, что во всем виновата только она одна.

– Ты очень хорошо сыграла, Тоня, – сказал я. – Очень правильно и органично.