Иэн Бэнкс - «Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу

— Итак, зачем ты меня разыскивал, Филдинг? — спрашивает он. — Конкретно.

— Если честно, меня попросили.

— Кто же?

— Бабуля.

— Мать честная, неужели старая карга до сих пор в здравом уме и трезвой памяти? — Ол качает головой и делает еще глоток.

— Ол, я тебя умоляю.

Бабуля — бабушка Уинифред — это столп рода Уопулдов, глава семьи, старейшина клана. А в том, что касается права голоса, — самое влиятельное лицо среди членов правления семейной фирмы. Она не лишена недостатков — а кто их лишен в ее-то годы? — и может быть язвительной, привередливой, а иногда и несправедливой, но при ней и фирма, и семья пережили как трудные времена, так и периоды расцвета; многие, Филдинг в том числе, питают к ней теплые чувства. Бабушка очень стара, и каждый, невзирая на ее решимость и волевые качества, стремится ее защитить, поэтому такие выпады всегда неприятны. Филдинг всем своим видом показывает горечь.

Ол хмурится:

— Да ты никак обиделся?

— Что-что?

— И все-таки, как ты узнал, что я подался в Уэльс?

— Обратился к твоей девушке… к подруге, ну, ты понимаешь, из Глазго. Как ее?..

— К ВГ, что ли?

— Причем тут КВД?

— Вэ-Гэ. Ее инициалы.

— Я понял. А звать-то как? Экзотическое имя, если не ошибаюсь?

— Верушка Грэф.

— Точно, Веруууушка. Она самая.

— Ну ясно.

Тут Филдинг, надо сказать, получает выигрыш по времени.

— Вы сейчас вместе? — спрашивает он.

Олбан усмехается, но без особой радости:

— Филдинг, слышу в твоем голосе уважение и легкое сомнение, но нет, мы не «вместе». Иногда встречаемся. От случая к случаю можем перепихнуться. Не думай, что я у нее единственный.

— Ага, понятно. Так или иначе, она сказала, что последний твой точный адрес, по ее сведениям, именно в этом Ллангуриге.

— Мило с ее стороны.

— Еле уболтал.

— Она знает, что я не терплю вторжений в личную жизнь.

— Ну, честь ей и хвала. На самом деле, ее тоже пришлось поискать. Прочесал весь университет. Вы с ней случайно не сектанты? Принципиально не пользуетесь мобильниками? Что за чертовщина?

— Не хочу, чтобы мной помыкали, Филдинг. А ВГ… Ей попросту бывает необходимо отключиться.

— Она и в самом деле соображает?

— Что значит «соображает»? В смысле не робот? Или что?

— Кончай прикалываться! Как будто не понимаешь. Она правда обалденно крутой математик?

Ол пожимает плечами.

— Все может быть. На математическом факультете Университета Глазго полагают, что так оно и есть. И куча научных журналов придерживается того же мнения.

— Выходит, она действительно профессор?

— Выходит, так. Но сам я, конечно, не наблюдал присуждение звания или как там происходит посвящение в научную элиту.

— Не больно-то она смахивает на профессора.

— Еще бы — блондинка с «ирокезом» на голове.

— Нет, брюнетка.

— Опять? — Ол качает головой, делая глоток. — Она натуральная блондинка.

— Чокнутая, что ли?

— Малость с приветом. Однажды покрасилась в серо-бурый, просто ради интереса.

— А в чем интерес-то?

— Откуда я знаю?

— Ладно. Проехали.

— Проехали.

— Так вот, Бабуля меня просила с тобой кое-что перетереть. Тут наклевывается одна тема. Тебя тоже касается. Возможно, ты даже захочешь вписаться.

Мобильник Филдинга снова вибрирует, но остается без внимания.

— В самом деле? — скептически переспрашивает Ол.

— В самом деле, и думаю, ты согласишься, когда услышишь…

— Разговор надолго?

— Минут этак на несколько.

— Тогда подожди. Схожу отолью. — Олбан встает, осушая кружку, идет к выходу, но потом спохватывается. — Не возьмешь мне еще кружечку?

— Хорошо-хорошо.

Олбан направлялся в мужскую комнату гостиницы «Салютейшн», вздыхая и поглаживая бороду. Улыбнулся пробегавшей мимо официантке, отыскал туалет, на мгновенье помедлил у писсуаров, но потом заперся в кабинке. Садиться не имело смысла — в сортир он пришел не по нужде. Он вытащил из кармана письмо и бочком опустился на крышку унитаза. Щурясь в тусклом свете, пробежал глазами обе стороны плотно исписанного листка. Один раз прочел все подряд, вернулся к началу и перечитал пару мест. После этого уставился в никуда.

Немного погодя он тряхнул головой, словно отгоняя сон, встал, сунул письмо обратно в карман и отпер дверь. Перед уходом зачем-то спустил воду, после чего вымыл руки.

На лице Филдинга, который как раз убирал мобильник, отразилось облегчение, а потом некоторая досада; видно, он беспокоился, не улизнул ли от него двоюродный братец. Но, по крайней мере, на стойке возвышалась еще одна пинта IPA.