Иэн Бэнкс - «Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу

— Разве что на первый взгляд, но если отвлечься от контекста произвольности и принять, что этот вопрос правомерен, то смысл его сводится к следующему: «Где происходит мышление?»

— В мозгу.

— Можно и так сказать, а потому, используя второй вопрос в качестве ответа на первый, мы утверждаем, что числа надо искать в голове.

— У меня в голове уже треск стоит. Череп сейчас лопнет от чисел и странных вопросов.

— Да, у меня тоже такое бывает. Но это интереснее, чем просто сказать: «Локус чисел — у нас в голове», потому что в противном случае зачем вообще формулировать это в виде вопроса? Почему не сказать попросту?

— Вы имеете в виду, почему не сказать: «Числа находятся у нас в голове»?

— Вот именно. Потому что при такой формулировке встает вопрос о граничной области.

— О граничной области?

— Когда мы думаем о числах, используем ли мы какую-то частицу Вселенной, чтобы размышлять об этой сфере, или же эта сфера использует частицу себя, чтобы размышлять о себе или о чем-либо еще (к примеру, о сущностях, называемых числами), что можно представить как существующее вне своих собственных границ, если исходить из наиболее обобщенного определения термина «Вселенная»? — Верушка с торжествующим видом откидывается на спинку стула. — Понимаете?

— Не совсем, — признается Клара. — В моей бедной старой головушке это не умещается.

— Ну, по правде говоря, — смягчается Верушка, — это неполный ответ. Но мне нравится направление, в котором он развертывается.

— Как увлекательно, прямо заслушаешься, — говорит Грэм.

— Да, в самом деле, — проникновенно говорит Верушка, прежде чем повернуться к Кларе, которая спрашивает:

— И этим вы зарабатываете на жизнь?

— Не этой конкретной областью, это так, для развлечения.

— Боже милостивый.

— Можно? — Верушка предлагает подлить Кларе красного вина.

— Да, спасибо.

— Еще осталось? — спрашивает Грэм и протягивает свой бокал.

Верушка передает ему бутылку.

— Софи — ваша дочь, правильно я понимаю? — спрашивает она у Клары.

— Да, и она, как нам сказали, прибывает завтра.

— Они с Олбаном… У них… Они когда-то были друг к другу неравнодушны?

— Да. Вернее, им так казалось. Они, конечно, были слишком молоды. К тому же они двоюродные брат и сестра, а при таком близком родстве заводить потомство крайне нежелательно. После утраты Джеймса я занялась разведением лабрадоров — продолжила дело своей матери — и знаю, чем чреваты близкородственные вязки.

— Вы полагаете, у них могла случиться вязка? — говорит Верушка, зажимает рот ладонью и делает большие глаза, всем своим видом показывая, как она шокирована.

— Дорогая моя, — говорит Клара, похлопывая Верушку выше локтя, — это давняя история, с тех пор много воды утекло. К тому же мне претит эта тема. Не вижу смысла ворошить прошлое.

— Понимаю, — улыбается Верушка. — Что ж, я уезжаю завтра на рассвете и, вероятно, не увижу Софи, но вы, должно быть, с нетерпением ждете встречи.

— О да, — степенно кивает Клара. Ей чуть больше шестидесяти, лицо у нее изрезано глубокими морщинами, а рыжие волосы так поредели, что сквозь них просвечивает кожа. — Хотя в каком-то смысле я очень давно перестала ее понимать.

Верушка не знает, как реагировать, но потом наклоняется поближе к старшей женщине, мягко пожимая ей локоток, и говорит:

— Я уверена, что она ждет не дождется, когда вас увидит.

— Будем надеяться.

После ужина, когда Олбан стоял в гостиной, предоставленный самому себе — ВГ оживленно беседовала с Кеннардом, Гайдном и Чеем, — к нему подошла тетя Лорен:

— Олбан?

Он стоял между портьер, закрывающих высокое окно, и вглядывался в даль, где под лунным светом серебрилась нитка водопада. Прогноз погоды был неутешительным, но вечер выдался ясным, хотя с запада — ему было хорошо видно — уже ползла тень черной тучи. Он задернул портьеры.

— Лорен. Привет.

— Ты не мог бы подойти к Уин для разговора?

Уин расположилась у камина в углу гостиной.

— Разве я смею ослушаться? — вздохнул он.

Олбан последовал за Лорен, пододвинул стул к креслу, в котором восседала Уин, и сел рядом. Лорен отправилась занимать болтовней прибывших гостей. По другую сторону камина в таком же кресле со спинкой в виде крыльев сидела тетя Линда — воплощение красно-розовой тучности, — которая всегда напоминала Олбану королеву-мать, хотя та предпочитала джин, а Линда — бренди. По всей видимости, она дремала.

— А, Олбан. — Уин протянула ему почти пустой бокал для виски. — Сделай милость, наполни мой бокал. Ублажи старуху.