Приехав в Лос-Анджелес, мы с Мэй не переставали думать о побеге. Если бы мы знали, если бы я только знала, что Сэм мечтает о том же!
— Я думал, что мы с Джой могли бы вернуться домой вместе, но наша дочь не выдержит путешествия на самых дешевых местах. Она может умереть в пути.
Он сжимает мои ладони. Он глядит мне в глаза — и я не отворачиваюсь.
— Я не такой, как все. Я больше не хочу в Китай. Здесь мне тяжело, но Джой здесь лучше.
— Но Китай — наша родина! Когда-нибудь японцы потеряют к нам интерес…
— А что ждет в Китае Джой? Что ждет там нас? В Шанхае я был рикшей. Ты была красоткой.
Я не думала, что он знает, кем были мы с Мэй. Я всегда гордилась нашей работой, но, услышав, как он произносит слово «красотка», я вдруг понимаю, что вся моя гордость куда-то испарилась.
— Я не испытываю ни к кому ненависти, но я ненавижу свою судьбу — как и твою, — говорит Сэм. — Мы не можем изменить свою прошлое или стать другими людьми, но мы должны попытаться повлиять на судьбу нашей дочери. Что ждет ее в Китае? Здесь я могу расплатиться со стариком и постепенно заработать нам свободу. Тогда мы сможем обеспечить Джой достойную жизнь, предоставить ей те возможности, которых у нас с тобой никогда не было. Возможно, она даже когда-нибудь поступит в колледж.
Он обращается к моему материнскому сердцу, но практическая часть моей души — та, что пережила банкротство отца, та, чье тело было истерзано обезьянами, — не понимает, как его мечты могут воплотиться в жизнь.
— Мы никогда не сможем покинуть этот город, этих людей, — возражаю я. — Взгляни на дядю Уилберта: он уже двадцать лет работает на твоего отца и до сих пор не выплатил ему долг.
— А может, он уже все выплатил и теперь копит деньги, чтобы вернуться домой обеспеченным человеком. Или же ему просто здесь нравится. У него есть работа, жилье, и ему есть с кем поужинать субботним вечером. Ты не представляешь себе, каково это — жить в деревне, где нет ни электричества, ни водопровода. Вся семья живет в одной-двух комнатах. Из еды — рис и овощи, все остальное покупается только по праздникам, и то с большим трудом.
— Я имею в виду, что в одиночку тяжело обеспечить даже себя. Как же ты собираешься помочь нам четверым?
— Четверым? Ты имеешь в виду Мэй?
— Она моя сестра, и я обещала матери, что никогда ее не оставлю.
Обдумав услышанное, Сэм отвечает:
— Я терпелив. Я умею ждать и умею работать. — Он застенчиво улыбается. — По утрам, когда ты уходишь в «Золотой фонарь», чтобы помочь Иен-иен и повидать Джой, я торгую благовониями в храме Гуан Инь — ло фань покупают их, чтобы сжигать на алтарях. Предполагается, что я говорю им: «Ваши мечты сбудутся, ведь милости благодарного божества безграничны», но мне не удается произнести это по-английски. Посетители жалеют меня и покупают благовония.
Он встает и подходит к шкафу. Его худоба вызывает жалость, но я поражена тем, что раньше не видела его стального веера. Сэм роется в верхнем ящике и приносит мне носок, в котором что-то лежит. Перевернув носок, он высыпает на постель пятицентовики, десятицентовики, четвертные и несколько долларов.
— Вот что я уже скопил для Джой, — объявляет он.
— Ты молодец, — говорю я, перебирая деньги. Сложно представить, чтобы эта мелочь могла изменить жизнь Джой.
— Я знаю, это немного, — признает он, — но больше, чем я зарабатывал рикшей, и эта сумма будет увеличиваться. Возможно, через год-другой я стану вторым поваром. Если я выучусь на первого повара, то смогу зарабатывать двадцать долларов в неделю. Когда мы сможем жить отдельно, я стану продавать рыбу или буду выращивать овощи. Если я буду продавать рыбу, у нас всегда будет рыба, если буду выращивать овощи — у нас не будет в них недостатка.
— Я хорошо говорю по-английски, — робко замечаю я. — Может быть, мне стоит поискать работу вне китайских кварталов?
Но с чего мы взяли, что Старый Лу нас когда-нибудь отпустит? Даже если это и случится, мне следует рассказать Сэму всю правду. Не о том, конечно, что Джой не его дочь, — эта тайна принадлежит нам с Джой, и я никогда не раскрою ее. Но я должна рассказать ему о том, что обезьяны сделали со мной и как они убили маму.
— На мне грязь, которую я никогда не смогу смыть, — начинаю я неуверенно, надеясь, что мамины рассказы о Быке окажутся правдой. Она говорила, что Бык никогда не оставит близкого в беде, что он верен, милосерден и добр. Я должна ему довериться. Но чувства, отражающиеся на его лице, — ярость, отвращение и жалость, — отнюдь не облегчают мою задачу.
Читать дальше