Лиза Си - Девушки из Шанхая

Благодаря этому мы с родителями иногда пользуемся тем, что Мэй нас не понимает, и говорим на сэйяпе, чтобы подразнить ее.

Мама утверждает, что мы с Мэй не могли бы изменить свою сущность, даже если бы захотели. Считается, что Мэй присущи благодушие и безмятежность Овцы, в год которой она родилась. Овца — это самый женственный из всех знаков, говорит мама. Овца элегантна, талантлива и сострадательна. Овце нужен кто-то, кто будет о ней заботиться и обеспечивать пропитанием, одеждой и крышей над головой. Однако Овцы порой склонны буквально душить близких своей любовью. Благодаря доброму сердцу и миролюбивости Овцы ей всегда будет сопутствовать удача, но — и мама считает, что это очень важное «но», — иногда Овца склонна думать только о себе и своем удобстве.

Меня же постоянно гложет присущая всем Драконам неугасимая жажда действия. Мама часто говорит: «Твои большие ступни донесут тебя повсюду». Однако у Дракона, самого сильного из всех знаков, есть и свои недостатки. «Дракон — преданный, требовательный и ответственный знак, укротитель своей судьбы, — сказала мне как-то мама. — Но тебя, милая Перл, всегда будет подводить твоя необдуманная болтовня».

Завидую ли я сестре? Как я могу ей завидовать, когда я так ее люблю? Наше с ней общее имя — Лун, Дракон. Я — Драконова Жемчужина, а Мэй — Драконова Красота. Она предпочитает писать свое имя на западный манер, но на путунхуа «мэй» значит в том числе и «красивая», и к ней это определение относится в полной мере. Мой долг как сестры — защищать ее, наставлять на верный путь и баловать ее. Иногда, конечно, я на нее сержусь, как, например, в том случае, когда она надела мои любимые итальянские туфельки из розового шелка и испортила их под дождем. Но главное — моя сестра любит меня. Я ее цзецзе — старшая сестра. Согласно традиционной иерархии, принятой в китайских семьях, я всегда буду главенствовать, пусть даже в семье ее любят больше.

Когда я вхожу в нашу комнату, Мэй уже успела снять платье, бросив его в кучу вещей на полу. Я закрываю за собой дверь, ведущую в наш мир — мир красоток. У нас с Мэй одинаковые кровати с белыми с синей каймой льняными балдахинами с узором из глициний. В большинстве шанхайских спален обязательно есть плакат или календарь с красотками. В нашей комнате их несколько. Мы позируем для художников, специализирующихся на изображении красоток. На стенах у нас висят несколько наших любимых изображений: Мэй на диване в лимонном шелковом жакете, в руках у нее — мундштук слоновой кости с сигаретой марки «Хатамэнь»; я в горностаевых мехах сижу, обняв колени, перед озером в обрамлении колоннады, рекламируя «Радикальное решение для роскошного румянца» д-ра Уильямса (кому и продавать такое снадобье, как не девушке с румяными щеками?); и мы вдвоем в шикарном будуаре с пухлыми младенцами, символизирующими богатство и процветание, рекламируем детское порошковое молоко, чтобы показать, что мы — современные матери, которые, заботясь о своих современных отпрысках, используют самые современные изобретения.

Я пересекаю комнату и присоединяюсь к Мэй, выбирающей наряд. Наш день только начинается. Сегодня мы будем позировать З. Ч. Ли, лучшему художнику из всех, кто специализируется на календарях, плакатах и рекламах с красотками. Большинство семей были бы шокированы, если бы их дочери позировали художникам и порой возвращались домой под утро. Поначалу наши родители реагировали так же, но стоило нам начать зарабатывать деньги, как они перестали протестовать. Папа забирает наши гонорары и пускает их в оборот, говоря, что к тому моменту, когда мы встретим наших будущих мужей, влюбимся и решим выйти замуж, у нас будет приданое.

Мы выбираем сочетающиеся друг с другом чонсамы, чтобы подчеркнуть, как мы гармоничны и элегантны. Каждый, кто посмотрит на нас, ощутит нашу свежесть и непринужденность, обещающие счастье тем, кто купит рекламируемые нами товары. Я останавливаю свой выбор на персиковом шелковом чонсаме с красным кантом. Мое платье так облегает фигуру, что портной был вынужден сделать на юбке довольно смелый разрез, чтобы я могла двигаться. Ворот, грудь и правая сторона платья расшиты галунами из такого же красного канта. Мэй надевает бледно-желтый шелковый чонсам, разрисованный едва заметными белыми цветами с алыми сердцевинами. На ее платье такие же красные галуны и кант, как и на моем. Традиционный жесткий воротник на ее платье почти касается мочек ушей; короткие рукава подчеркивают тонкость рук. Пока Мэй подкрашивает брови, придавая им форму молодых ивовых листьев — длинных, тонких и изящных, — я втираю в лицо рисовую пудру, чтобы замаскировать румянец. Затем мы надеваем красные туфли на высоких каблуках и красим губы одинаковой красной помадой.