Борис Виан - Дохлые рыбы

Он побежал. Как всегда по вечерам, в нем нарастал гнев. Он сжал кулаки и взлетел по ступенькам. На крыльце ручка сачка попала ему между ног, взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, он зацепился за гвоздь, торчащий из пустоты, и опять порвал сумку. В теле у него что-то свихнулось, он задыхался и ловил ртом воздух, запрокинув голову. Через минуту он успокоился и уронил голову на грудь. Ему стало холодно от мокрой штанины. Он схватился за ручку двери, но тут же отдернул руку. Неприятно запахло горелым мясом, а на раскаленной фарфоровой ручке остался кусочек кожи; он чернел и съеживался. Дверь открылась, и помощник вошел.

Его тощие ноги подкосились, и он рухнул на холодный зловонный кафельный пол. Сердце хрюкало между ребер, и все тело сотрясалось от его грубых неравномерных толчков.

— Не густо, — сказал патрон.

Он изучал содержимое сумки.

Помощник стоял перед столом и ждал.

— В каком они у вас виде, — сказал патрон. — Вот у этой, посмотрите, все зубчики оборваны.

— Так ведь сачок-то старый, — сказал помощник. — Если вам нужны молодые марки в хорошем состоянии, дайте мне денег на новый сачок.

— А кто сачок стрепал, вы или я? — спросил патрон.

Помощник не отвечал. У него болела обожженная рука.

— Отвечайте, вы или я?

— Я… для вас, — сказал помощник.

— Кто же вас заставляет? Вы сами хотите получать пятьдесят франков в день. Но их надо зарабатывать.

— Я уже потратил тридцать на билет… — сказал помощник.

— Какой еще билет? Я же оплачиваю вам дорогу туда и обратно.

— Сегодня вы мне дали фальшивый билет.

— Ну так будьте повнимательнее в следующий раз.

— Разве я отличу фальшивый билет от настоящего?

— Нет ничего проще, — сказал патрон. — Фальшивые билеты делают из гофрированного картона, а настоящие — из дерева.

— Ну хорошо, — сказал помощник. — Верните мне сегодняшние тридцать франков.

— Нет, — сказал патрон. — Все эти марки никуда не годятся.

— Неправда. Я сделал прорубь и ловил их очень осторожно. Я целых два часа потратил, я поймал шестьдесят штук, а если и попортил, то две-три, не больше.

— Но мне таких не нужно, — сказал патрон. — Мне нужна двухцентовая Гвиана восемьсот пятьдесят пятого года. Зачем мне ваш Занзибар? Такие вы мне еще вчера принесли.

— Что попадается, то и ловлю, — сказал помощник. — Сачок-то старый. Для Гвианы еще не сезон, а Занзибар можно на что-нибудь обменять.

— В этом году у всех Занзибар, он уже ничего не стоит.

Помощника взорвало:

— А промокшие ноги, ток в калитке, ручка двери — это чего-нибудь стоит? — Его худое желтое лицо сморщилось, и казалось, он сейчас расплачется.

— Это вас закалит, — сказал патрон. — А чем мне заняться? Мне скучно.

— Ловите марки сами, — ответил помощник, с трудом сдерживая себя.

— А за что же я тогда плачу? Вы — вор. Вы воруете мои деньги.

Помощник устало вытер лоб обтрепанным рукавом. Голова гудела, как колокол. Стол слегка отодвинулся, и помощник поискал, за что бы ухватиться, но печка тоже увернулась, и он рухнул на пол.

— Встаньте с моего ковра, — приказал патрон.

— Мне бы поесть… — сказал помощник.

— В другой раз возвращайтесь пораньше. Да подымитесь же, черт вас побери, не валяйтесь у меня на ковре!

Голос патрона дрожал от ярости, он нервно барабанил по столу узловатыми пальцами.

Неимоверным усилием воли помощник встал на колени. У него болел живот. Из обожженной руки сочились кровь и сукровица; он кое-как обмотал руку грязным носовым платком.

Патрон быстро отобрал три марки и швырнул их помощнику в лицо. Они чмокнули и присосались к его щеке.

— Унесите их обратно в пруд, — сказал патрон с металлом в голосе, чеканя каждое слово.

Помощник плакал. Жалкие волосы падали ему на лоб, левая щека была маркирована. Он тяжело поднялся.

— Чтобы это было в последний раз! — сказал патрон. — Мне не нужны испорченные марки. А про сачок я и слышать не хочу.

— Хорошо, месье.

— Вот вам ваши пятьдесят франков. — Патрон вынул из кармана бумажку, плюнул на нее, надорвал и бросил на пол.

Помощник с трудом нагнулся. Его колени коротко и отрывисто потрескивали триолями.

— У вас грязная рубашка, — сказал патрон. — Ночевать сегодня будете на улице.

Помощник поднял деньги и вышел. Ветер дул еще сильнее, так что дрожало волнистое стекло перед кованой решеткой входной двери. Закрывая дверь, он в последний раз посмотрел на патрона. Тот, вооружившись большой желтой лупой, склонился над альбомом и сличал с каталогом занзибарские марки.