Иэн Макьюэн - Stop-кадр!

Потом, когда, приняв душ и побрызгавшись духами, они сидели на балконе, потягивали свою выпивку и глазели поверх горшков с геранью на туристов, прогуливающихся внизу по улице, рассказанные шепотом небылицы казались дурацкими, довольно безвкусными, и Колин с Мэри почти не упоминали о них в разговоре.

Теплыми ночами, на узкой односпальной кровати, они обнимали друг друга во сне – Мэри чаще всего обвивала руками шею Колина, а Колин обхватывал Мэри за талию, и ноги их сплетались. Днем, даже в те редкие мгновения, когда бывали исчерпаны все темы и иссякало вожделение, они оставались рядом друг с другом – порой задыхаясь от тепла чужого тела, но не в силах отойти ни на минуту, – словно опасались, как бы одиночество, тайные мысли не уничтожили все, что так тесно их связывает.

Опасение это не было напрасным. Утром четвертого дня Мэри проснулась раньше Колина и потихоньку встала с кровати. Она быстро умылась и оделась, и хотя движения ее не были осторожными, не были они и небрежными. Дверь номера она открыла не привычным резким поворотом руки, а плавным, координированным движением всего тела. На улице было прохладнее, чем обычно в половине одиннадцатого, а воздух стал необычайно прозрачен. Казалось, солнце, изваяв предметы во всех подробностях, выгодно подчеркивает их силуэты темными тенями. Мэри перешла мостик, ведущий на понтон, и заняла столик на самом дальнем краю – ближайший к воде и ярко освещенный солнцем. Однако сидеть с обнаженными руками было холодно, и она слегка дрожала, надевая темные очки и озираясь в поисках официанта. Она была единственным посетителем кафе – возможно, первым в тот день.

Занавеску из бусин, заменявшую дверь по ту сторону мостика, раздвинул официант, давший понять, что он заметил Мэри. Он скрылся из виду, а немного погодя появился вновь и направился к ней с подносом, на котором стояла большая дымящаяся кружка. Поставив ее на столик, он пояснил, что это за счет заведения, и хотя Мэри предпочла бы выпить кофе, а не горячий шоколад, она с благодарностью приняла угощение. Официант улыбнулся, круто повернулся и удалился. Мэри, немного подвинув стул, села лицом к берегу, чтобы видеть балкон и закрытые ставнями окна их номера. Рядом, почти под ногами, вода мягко ударялась об автомобильные покрышки, которые защищали понтон от железных барж, когда те швартовались. Не прошло и десяти минут, как, словно воодушевленные присутствием Мэри, посетители заняли еще несколько столиков, а к ее официанту уже присоединился другой, и оба трудились без передышки.

Она выпила свой шоколад и посмотрела на огромную церковь на другом берегу канала, на теснившиеся вокруг дома. Изредка проезжавшие по набережной машины ловили ветровым стеклом лучи утреннего солнца и передавали на противоположный берег ответные световые сигналы. Людей с такого большого расстояния не было видно. Потом, поставив пустую кружку на столик, Мэри оглянулась вокруг и увидела на балконе Колина – полностью одетый, он улыбался ей с расстояния примерно шестидесяти футов. Она тепло улыбнулась в ответ, но когда Колин немного переместился, словно обойдя какой-то предмет, лежащий под ногами, улыбка застыла у нее на лице, а потом исчезла. Она в недоумении потупила взор и опять взглянула через плечо на другой берег. Мимо плыли две гребные шлюпки, и люди, сидевшие в них, возбужденно кричали друг на друга. Мэри посмотрела в сторону балкона и вновь выдавила улыбку, но Колин уже ушел в комнату, и в течение тех нескольких секунд, что были в ее распоряжении до его прихода, она смотрела отсутствующим взглядом на далекую набережную, склонив голову набок так, словно мучительно пыталась что-то вспомнить. Когда Колин пришел, они поцеловались, сели рядом – и просидели там два часа.

В дальнейшем этот день ничем не отличался от трех предыдущих: они вышли из кафе и вернулись к себе в номер, который как раз закончила прибирать горничная. Они встретили ее, когда она выходила: под мышкой – узел грязных простыней и наволочек, в другой руке – мусорная корзина, наполовину заполненная использованными бумажными салфетками и обрезками ногтей с Колиновых пальцев ног. Чтобы дать ей пройти, им пришлось прижаться к стене, и на ее вежливое приветствие они ответили немного смущенно. Меньше часа они провели в постели, два часа завтракали, вернулись в постель – на сей раз чтобы поспать, а проснувшись, занялись любовью, потом немного повалялись, приняли душ, оделись и остаток вечера, до и после обеда, просидели на балконе. При этом Мэри выглядела встревоженной, и Колин несколько раз сказал ей об этом. Мэри ответила, что и вправду обеспокоена, но причина этого беспокойства, как она объяснила, кроется в подсознании, неглубоко, почти в пределах досягаемости, подобно яркому сну, который никак не удается вспомнить. Вечером они решили, что слишком мало двигаются, и задумали на следующий день поспеть на пароход, курсирующий через лагуну до узкой полоски суши, где общедоступные пляжи обращены к открытому морю. Это решение повлекло за собой обстоятельный, исполненный эйфории – ибо они как раз выкурили очередной «косячок», – разговор о купании и любимых стилях плавания, о достоинствах и недостатках рек, озер, плавательных бассейнов и морей, а также о природе той притягательности, которой обладает для людей вода: возможно, все дело в глубоко запрятанной памяти о далеких предках, обитавших в морях? Разговор о памяти заставил Мэри вновь нахмуриться. После этого нить беседы была утрачена, и они легли спать раньше обычного, незадолго до полуночи.