Иэн Макьюэн - Stop-кадр!

Для того чтобы добраться до гостиницы, нужно было перейти через одну из самых известных мировых достопримечательностей – огромную площадь, которую с трех сторон обступали величественные здания с аркадами. На широкой ее оконечности возвышалась красная кирпичная башня с часами, а за ней – знаменитый собор с белыми куполами и роскошным фасадом, великолепное сочетание – как его часто описывали – стилей многовековой цивилизации. Сосредоточенные на двух длинных сторонах площади, словно разделенные брусчаткой противостоящие армии, стояли друг перед другом плотные ряды стульев и круглых столиков, принадлежащих издавна существующим кафе. Расположившиеся по соседству оркестры под управлением дирижеров в смокингах, не замечая утренней жары, исполняли одновременно марши и романтические произведения, вальсы и отрывки из популярных опер с громоподобными кульминациями. Повсюду толклись, расхаживали с важным видом и гадили голуби, а оркестр у каждого кафе умолкал в нерешительности после восторженных, но жидких аплодисментов посетителей. Туристы либо сновали группами по залитому ярким солнцем открытому пространству, либо отделялись поодиночке от общей массы и исчезали среди черно-белого переплетения света и тени, за изящными колоннами аркад. Большинство мужчин имели при себе фотоаппараты.

Колин и Мэри с трудом сошли с судна и теперь, еще не перейдя площадь, стояли в укорачивающейся тени башни с часами. Мэри несколько раз глубоко вздохнула и предположила, что здесь найдется глоток воды. Стараясь не отставать друг от друга, они начали обходить площадь по краю, но свободных столиков не было, не было даже свободных стульев, и стало очевидно, что большинство людей, движущихся взад и вперед по площади, ищут место, где можно присесть, и что те, кто удаляется в лабиринт узких улочек, поступают так от досады.

Наконец, лишь постояв несколько минут возле столика пожилых супругов, которые ерзали на стульях, размахивая своим счетом, они смогли сесть, и тут выяснилось, что столик находится на дальнем фланге территории их официанта и что многие другие посетители, вытягивающие шеи и неслышно щелкающие пальцами, будут удостоены внимания раньше их. Мэри уставилась на Колина, прищурив воспаленные глаза, и что-то пробормотала, с трудом шевеля потрескавшимися, начинающими распухать губами; и когда он в шутку предложил ей помои из стоящей перед ним маленькой кофейной чашечки, она закрыла лицо руками.

Колин, обходя столики, поспешно направился к аркаде. Но группа официантов, которая прохлаждалась в глубокой тени у входа в бар, с криками прогнала его прочь. «Нет воды», – сказал один и показал на яркое, светлое море выгодных клиентов, окаймленных темными изгибами арок. Вернувшись за столик, Колин взял Мэри за руку. Они сидели приблизительно на равном расстоянии от двух оркестров, и хотя музыка звучала не очень громко, диссонансы и несовместимые ритмы затрудняли принятие решения.

– Думаю, сейчас что-нибудь принесут, – смущенно сказал Колин.

Они разняли руки и откинулись на спинки стульев. Колин проследил за пристальным взглядом Мэри и увидел неподалеку семейство, чей самый маленький ребенок, поддерживаемый отцом и покачиваясь, стоял на столике среди пепельниц и пустых чашек. На нем были белая широкополая шляпа от солнца, кофточка в зеленую и белую полоску, широкие штанишки, украшенные розовыми кружевами и белой лентой, короткие желтые носки и ярко-красные кожаные ботиночки. Губ не было видно из-за крепко прижатого к ним маленького кругляша соски-пустышки, отчего на лице застыло уморительное изумленное выражение. Слюна из уголка рта тонкой, как след улитки, струйкой стекала на подбородок в впадинку под нижней губой и образовывала блестящую капельку. Ручонки малыша то сжимались в кулачки, то разжимались, голова комично покачивалась, слабые пухлые ножки изогнулись колесом по обе стороны большого, неприлично выпирающего подгузника. Взгляд круглых, ясных глаз быстро скользнул по залитой солнцем площади и, казалось, с удивлением и гневом был теперь устремлен на крыши собора, где, как было однажды написано, гребни сводов, словно в экстазе, бросаются в мраморную пену и вздымаются высоко в голубое небо в сверкающих кольцах застывших в камне брызг – как будто буруны были скованы морозом на берегу, прежде чем утихло волнение. Малыш издал тонкий, гортанный звук, и его ручонки дернулись в сторону здания.

По направлению к ним, лавируя между столиками, мчался официант с подносом, уставленным пустыми бутылками, и Колин на всякий случай поднял руку, но не успел он ею помахать, как тот, промчавшись мимо, отбежал на несколько футов от них. Семейство собиралось уходить, и младенца передавали с рук на руки, пока он не добрался до матери, которая вытерла ему губы тыльной стороной ладони, осторожно положила его на спину в отделанную металлом коляску и принялась с усилием, рывками, затягивать у него на руках и груди кожаные ремни с множеством пряжек. Когда малыша увозили, он откинулся на подушечку и устремил свой разъяренный взгляд в небеса.