Татьяна Догилева - Жизнь и приключения Светы Хохряковой

Однажды, когда Кончита в кафе не сразу бросилась ко мне, а задержалась с другими клиентами, я раздраженно встала, обиженная ушла в свой домик и стала там материться. Видно, я делала это вслух и по-русски, потому что у Кончиты, возникшей в дверях с подносом, на котором стояла чашка кофе, были круглые от изумления глаза:

– Ты вспомнила голландский? Память возвращается? Я не знала, что врать.

– Похоже, немного возвращается. Какие-то словечки. Мне кажется, это из какой-то роли, роли очень плохой и гадкой женщины, способной только ругаться.

– Ты играла таких плохих женщин?

– Чего я только не играла… Во всяком случае, мне так кажется…

– Ах, Пепа, как прекрасно, что ты начинаешь вспоминать. Я схожу в церковь и помолюсь Святой Деве, чтобы выздоровление шло побыстрее.

И светлая душа Кончита, поставив поднос с чашкой на стол, бросилась меня обнимать и целовать. Боже! Как же мне было стыдно! А тут еще Кончита стала просить, чтобы я повторила голландские слова, которые вспомнила.

– Не буду! – твердо заявила я.

– Почему?

– Не хочу, чтобы первыми словами моего родного языка, которые ты услышишь, были такие отвратительные слова! Вот вспомню что-нибудь хорошее, тогда скажу!

– Обещаешь?

– Обещаю. Только ты никому не говори, что я начала вспоминать голландский. Пусть это будет нашей тайной!

– О! – воскликнула Кончита, потрясенная моим доверием. – Никому ни слова! Клянусь! А ты научишь меня голландскому, если вспомнишь?

– Зачем?

– Ну это так здорово – знать другой язык. Вдруг я встречу голландца? Представляешь, как он обалдеет, если я заговорю на его языке? – и Кончита радостно засмеялась.

– Обалдеет, точно, – пообещала я мрачно, и романтическая Кончита унеслась на работу.

С голландским получилась полная фигня. Он никак не лез в мою бедную голову. Я с ненавистью брала словарь, который приволок мне Серхио, и честно пыталась хоть что-нибудь выучить.

«Папа, мама, здравствуйте» я еще одолела, а дальше никак.

Я явно не была полиглотом. Наоборот, проклятый голландский что-то сломал в моей голове, и я начала думать по-русски, а это уже вообще никуда не годилось, потому что от русских мыслей у меня дико портилось настроение.

Светлана Хохрякова начала подавать признаки жизни. Так ее вроде и не было, была какая-то Пепа. Ванхох без прошлого, жила своей странной жизнью, а тут эта Светочка со своими вопросами: что дальше? Зачем я все это делаю? Как возвращаться домой? Влюблена ли я в Серхио? Кто он такой? Может быть, съездить к Мейре? Или сказать, наконец, правду? Что же, я всю жизнь буду Пепой? Конкретное раздвоение личности, практически шизофрения.

В результате я развела костер и сожгла испано-голландский словарь. Обучила Кончиту «папа, мама, здравствуйте» и заявила, что больше ничего не вспоминается.

Она, конечно, расстроилась, но мне психическое здоровье было важнее.

И как только Светочка Хохрякова во мне подавала голос, я с ненавистью приказывала ей заткнуться. А чтобы она не ныла, я шла заниматься тяжелым физическим трудом – например, мыла полы в длинном сарае, иногда по три раза в день.

Народ удивлялся, но молчал, видно, у меня было такое мрачное лицо, что отпадала всякая охота лезть с вопросами.

Зато от гордыни и следа не осталось. Величие растаяло, как дым от сигареты, которые я начала смолить одну за другой, и с облегчением опять осознала себя придурком в чрезвычайных обстоятельствах.

Вот тогда и появилась Катарина. Как и в прошлый раз, это было рано утром. Мы с Фаро еще только раскладывали овощи на прилавке. Народу почти не было, так что я заметила ее издалека, почему-то страшно обрадовалась и закричала:

– Привет, Катарина!

Она улыбнулась и приветственно помахала мне рукой. Пока она быстро шла к нашей торговой точке, мой хозяин, почтенный сеньор Фарабундо, вдруг заявил:

– Ну, ты давай сама, мне по срочному делу… – и удалился по направлению к центру рынка, так и не разложив товар до конца.

Удивиться я не успела, потому что Катарина уже стояла рядом, и я полезла к ней целоваться прямо через прилавок.

– Где Педро? – сразу спросила я.

– Возится с машиной, сейчас подойдет!

– Что брать будете?

– Все!

– Здорово! Тогда пусть Педро грузит вот эту часть, – я показала на мешки с овощами, которые должна была продать. – А мы с тобой пойдем пить кофе. Давай?

Катарина согласилась, и мы пошли. По дороге встретили Педро, объяснили, что забирать, а потом болтали так, будто три дня до этого сидели в одиночных камерах. И кафе выбрали самое дальнее, к «Берналю» не пошли, почему-то мне не хотелось делиться Катариной со своими знакомыми. Она явно была птичкой из другой стаи, хоть и маскировалась под местную.