Татьяна Догилева - Жизнь и приключения Светы Хохряковой

– Светлана Хохрякова! Немедленно остановите плот! – услышала я сквозь гул винтов истошный крик Бартоша, усиленный мощными динамиками. Я широко развела руки – мол, рада бы, но не в моих силах.

– Прыгайте в воду, вам будет спущена веревочная лестница, по которой вы подниметесь на борт вертолета! – поступило предложение с неба.

Интересно, снимают они эту водную феерию? На всякий случай, я показала камуфляжному вертолету неприличный жест.

– Хохрякова! Больше с тобой никто канителиться не будет. Ты перешла все границы. Мы открываем прицельный огонь по дельфинам!

И серые вертолеты плюнули какой-то огненной гадостью в воздух.

– Это предупредительный выстрел, ты видишь – мы не шутим. Прыгай в воду. Считаю до трех: раз…

На два я уже прыгнула и изо всех сил поплыла к берегу. Через мгновение под меня поднырнул Джонни, я растянулась вдоль его гладкого туловища, и попасть в него, не пристрелив меня, было невозможно. Два других дельфина ушли в глубину, так что на этом этапе мы всех обдурили. С вертолетов что-то кричали и по-русски, и по-испански, но я ничего не разбирала. Корундосы еще и постреливали, но как-то бестолково, в утес. Берег стремительно приближался. Я подумала: «Эх! Голову-то я так и не помою», а вслух тихо сказала:

– Я все помню: лесом вдоль берега.

И услышала: «Молодец!» Или мне послышалось. Я опустила руки, Джонни мгновенно исчез, а я почувствовала под ногами дно, и стала выбираться на каменистый берег под непрестанный истерический крик Бартоша, но до меня доходили только отдельные слова; он кричал почему-то про каких-то сепаратистов, я, естественно, не обращала ни малейшего внимания, потому что у меня была единственная задача – выбраться на берег, взобраться по достаточно крутому подъему и скрыться в лесу. Я уже даже приглядела подходящее местечко: среди камней виднелось нечто вроде тропинки, и я всем своим существом стремилась туда. Вылезла я из воды недалеко от намеченной тропинки, но сразу подниматься не получилось, совсем выбилась из сил, мне надо было хоть немного передохнуть, я рухнула около кромки воды и тяжело дышала.

Вертолеты гудели. Крики Бартоша перемешивались с какими-то призывами корундосов, которые тоже почему-то решили выйти в эфир. В общем, сумасшедший дом. А я лежала на берегу и говорила себе: «Сейчас встану и полезу наверх, вот еще немного полежу и встану».

И вдруг началась война. С утеса стали бабахать какие-то пушки. Я завизжала, совершенно обезумев от страха. Полицейские вертолеты отвечали пушкам летящим огнем. Земля подо мной дрожала, все было в дыму, и грохот стоял страшный. Я не оказалась смельчаком и, закрыв голову руками, с зажмуренными глазами только бессмысленно кричала:

– А-а-а!

На меня сыпались камни, было очень больно, и мелькнула мысль: это конец. И это действительно был конец – что-то с невероятной силой ударило меня по затылку. Под закрытыми веками полыхнул режущий оранжевый свет, отозвавшийся невыносимой болью во всем теле, от которой я не могла вздохнуть; потом свет стал тускнеть и заволакиваться постепенно усиливающейся чернотой. Я сказала себе: «Все, умираю» – и чернота стала абсолютной.

Потом чернота сменилась картинкой: какие-то люди несли меня по тропическому лесу, люди эти были страшные и злые, и я поняла, что они несут меня в ад. Боль во всем теле была такой всепоглощающей, что я заплакала, представив себе, что теперь так будет всегда.

Потом снова чернота, из которой я выныривала, чтобы увидеть очередную картинку – меня везли в каком-то автомобиле. Я подумала, что ад, видимо, не очень близко и что же ждет меня там, если уже сейчас так невыносимо больно и страшно. Мелькнула дикая мысль: нельзя ли сбежать? И сразу передо мной возникла большая бетонная труба, вроде тех, которые прокладывают для теплоцентралей. И я поползла по этой трубе, в конце которой виднелся легкий свет. Меня никто не преследовал, только боль. Я ползла на четвереньках и выла, реально ощущая ладонями и коленями шершавость бетона. Труба была бесконечной, но я все ползла и ползла; стремилась к свету, потому что знала: там – мое избавление.

И вот, когда меня уже стали касаться лучи света и боль стала не такой нестерпимой, вдруг появилась моя прекрасная мама Маруся. Она была в нарядном цветастом шелковом платье с красными бусами на шее и красиво уложенными волосами. Мама улыбнулась и спросила ласково:

– Ты куда это, Светочка?

– К тебе, мамочка. Я так соскучилась!

– Знаю, родная. Я тоже сильно скучаю. Но надо потерпеть, тебе сюда пока нельзя.