Дина Рубина - Старые повести о любви (Сборник)

Она усмехнулась и проговорила:

– Саша, Саша... Никакой перспективы. Я совершенное «не то». Вы хороший порядочный мальчик.

– Из хорошей семьи, – зло подсказал я ей.

– Конечно, – упрямо продолжала она, – из хорошей семьи. Мне про вас Валентина Дмитриевна все рассказала... Как вас на кафедре оставляли, аспирантуру предлагали, а вы из каких-то донкихотских соображений... в милицию...

– Это все ерунда, – перебил я ее, – главное – я могу ушами шевелить.

– Я старше вас, – веско произнесла она.

– Я знаю. Вы на пенсии и у вас вставная челюсть.

– У меня ребенок, – добавила она.

– У меня тоже! Вы меня не переторгуете.

Она вздохнула, наклонилась и сильно выжала в ведро тряпку. По всему было видно, что ей часто приходилось иметь дело с невменяемыми.

– Саша... – грустно сказала она. – Все. Не морочьте себе голову. Выкиньте эту глупость из своей светлой головы. – Подняла ведро и, не оглядываясь на меня, вошла в подъезд.

Я сидел на лавочке у подъезда и смотрел на акробатику падающих листьев. Куда их только не заносило... Так, ты готов, сказал я себе, иди домой. И действительно, хотел подняться и идти домой, потому как – ну, что здесь высидишь? Но в эту минуту из подъезда вышла Надя, в тех же брюках и свитере, в той же косынке. Села рядом со мной, неторопливо раскатала засученные рукава свитера и, щурясь от солнца, сказала, как будто и не уходила:

– А мне на днях ордер должны выдать. Будет у нас с Митькой квартира, свой дом, своя крепость. И заживем мы как боги – в покое и благодати.

– А я? – спросил я.

– А вы идите домой, Саша, – мягко сказала она.

– Ну, что? – с живым интересом спросила баба, открыв дверь, – что он сказал, этот Булдык?

– Сказал, что больше не будет. Дал честное пионерское.

– Вот видишь, Саша, ты сегодня действительно сделал полезное дело, – серьезно и с увлечением продолжала баба, – если б все, что ты делаешь...

– Баба, кончай классное руководство, – перебил я ее. – Не трогай меня, ладно?

– Ладно, ладно, я понимаю, ты устал... Да, ты знаешь, что в нашем домоуправлении собираются организовать кружок «Государство и право»!

Я поплелся мимо нее в детскую, снял форму, стал медленно натягивать домашнее.

– И я подумала, что ты бы мог выкроить время и вести этот кружок.

– Никогда! – отрезал я. – Лучше сдохнуть, чем втравиться в ваше жэковское мероприятие. И я же просил, баба, не трогать меня сейчас, хоть пять минуточек.

– Кто тебя трогает! Я просто рассказываю.

Я повалился на тахту, лицом в подушку. Баба села рядом.

– Люська из третьего подъезда просила, чтоб ты помог ей картошку с рынка принести, все-таки зима на носу, а она одна. Я обещала, что ты обязательно поможешь...

Я молчал, уткнувшись лицом в подушку.

– Да! – воскликнула она обрадовано, словно вспомнила что-то важное, – ты знаешь, почем литр теперь носит молочница молоко тете Соне?

Я сел на тахте, отшвырнул подушку и заорал:

– Я же просил! Можно меня оставить в покое?! Могу я полчаса пожить без твоих домоуправлений, Люсек и тетьсонь? Имею я человеческое право подумать о чем-то своем? Вдруг мне тошно сейчас, вдруг мне не до твоей Люськи, может быть такое или нет?!

– По пятьдесят копеек... – тихо, по инерции закончила баба, поднялась и, прежде чем прикрыть дверь, сказала с оскорбленным видом:

– Негде котику издохти...

В молодости дед несколько лет служил в Белоруссии, поэтому баба знает много белорусских словечек и поговорок.

Я лежал и слышал, как пришла со двора Маргарита, с грохотом бросила в коридоре железные совок и лопатку, крикнула:

– А где Саша? – и баба ей ответила тем же оскорбленным голосом:

– Вон твой Саша, в детской, ходит-ищет: «а где здесь у меня был пятый угол?»

Маргарита ничего не поняла, погрохотала в коридоре фанерным своим ящиком с игрушками, и опять хлопнула дверью – побежала во двор, к друзьям. Уже на лестнице слышен был ее пронзительный вопль: «Юсупка! Только попробуй своим проклятым самосвалом наезжать...» – и все затихло. Маргарита оракул и лидер всей дворовой малышни. В этом она не в меня и не в Ирину, а наверное, в бабу с дедом.

Потом пришел дед, и я слышал, как баба кормила его на кухне и они о чем-то тихо переговаривались.

Зазвонил телефон. Я перевернулся на спину, протянул руку и снял трубку. Это звонил Гриша.

– Ага. Ну, слушай, – не здороваясь, начал он. – Звонил я, значит, туда...

– Куда? – тупо спросил я, и сразу спохватился, и выкрикнул: – Да, да! Слушаю!