Джон Апдайк - Бразилия

Однако, когда принесли еду на дымящихся тарелках, она оказалась удивительно вкусной. Даже жилистая козлятина таяла во рту. Они заканчивали трапезу, когда к ним подсел грузный невысокий мужчина, чья рыжая борода почти сливалась с медно-красным цветом его лица. Борода его росла почти от самых глаз, и даже на кончике носа торчало несколько волосинок. Не спрашивая, маленькая официантка принесла им бокалы с прозрачной пингой [11], и теперь дружелюбный незнакомец подсел к ним со своим бокалом.

— Что привело вас в Курва-ду-Франсес, к подножью Дорадо? — Голос незнакомца звучал грубо, однако речь была витиеватой, как тяжеловесная деревенская подделка стиля барокко.

— Просто автобус дальше не идет, — ответил Тристан, для уверенности коснувшись пряжки ремня. — У нас не было выбора, дружище.

Рыжий человек улыбнулся, в его имбирной бороде показался неровный ряд гнилых зубов.

— Дорога вовсе не кончается в этом городке, а водитель — просто мошенник. У него тут женщина в пригороде, с которой он проводит ночь. А дорога уходит дальше на много миль, поверьте мне.

— А здесь есть пригороды? — спросила Изабель девичьим голосом и звонко рассмеялась.

Рыжий человек остановил на ней мутный взгляд своих глаз и заявил:

— Пригороды обширны. Когда-то в приходе было двадцать тысяч душ, не считая племен индейцев Тупи и Шакриаба.

— И что же потом произошло? — спросил Тристан.

Глаза человека под огненными бровями заговорщицки обвели зал, словно то, что он сейчас скажет, не должен знать никто из сидящих в ресторане.

— Золото кончилось. — Он сделал театральную паузу. Поверх грубой рубашки красно-коричневого цвета он носил такого же цвета кожаный жилет, и невозможно было разобрать, то ли они с самого начала были выкрашены в этот цвет, то ли их сделала такими местная пыль. — Однако Курва-ду-Франсес еще станет метрополией, — заверил он. — Все планы строительства сохранились. Концентрические авеню, симметричные парки, красивая больница в иезуитском монастыре — все цело. Предусмотрены также — простите меня, сеньора, за столь вульгарные речи — бордели, чьи входы и выходы устроены так, чтобы посетители могли приходить и уходить никем не замеченные. — Его бегающий взгляд неприлично долго задержался на Изабель, словно незнакомец ожидал ответа.

— Звучит совсем неплохо, — сказала она, — особенно для тех, кто нуждается в подобных услугах.

Тристан коснулся лезвия бритвы в кармане и спросил прямо:

— Найдется ли в этом районе работа для мужчины?

Казалось, что рыжий человек ошеломлен вопросом.

— Умоляю вас, сеньор, посмотрите вокруг. Что вы видите? Лачуги да колючки, воспоминания и надежды. Золото, как я уже сказал, кончилось. Оно ушло в другие места. — Теперь его вопросительный взгляд остановился на Тристане.

Наш молодой герой клюнул на приманку.

— Куда же оно ушло?

— Туда. — Их осведомитель неопределенно махнул рукой, указывая сквозь стены таверны в сторону возвышающихся над ними гор. — В Серра-ду-Бурако. Там, мой юный друг, тысячи мужчин богатеют своим собственным трудом. Каждый день они находят самородки размером с мой кулак, — он показал свою лапищу, похожую на огромный комель с корешками рыжих волос, — или, по меньшей мере, размером с печатку на кольце дамы, — он заметил в сумраке таверны блестящий овал с надписью «ДАР». — За несколько самородков размером со спичечную головку можно купить столько красивых платьев, что даме хватит лет на десять. Вы, как я успел заметить, привезли с собой весьма увесистые чемоданы.

— Мы ищем, где поселиться, — объяснил Тристан, бросив взгляд на Изабель, чтобы убедиться, не сказал ли он лишнего.

— Зачем вам это? — спросил рыжий человек, сияя от удовольствия. — Судя по виду вашей дамы и ее красивой одежде, предыдущее ее жилье было весьма уютным.

— Уют бывает разным, сеньор, — ответила Изабель, и ее женственный голос зазвучал тверже, словно втискиваясь в мужской разговор. Тристан был благодарен ей за это, испугавшись, что в одиночку он может провалить возможные деловые переговоры.

Человек улыбнулся так широко, что из-под его курчавой бороды впервые показались розовые губы. Он обратился к Изабель, словно бросая ей вызов:

— А вы нашли для себя ни с чем не сравнимый уют в объятиях черного молодца, не так ли?

— Да, — холодно, к удивлению Тристана, ответила она.

Он понял, что женственность, которой он наделил Изабель, теперь стала частью ее существа и она может одарить ею других мужчин, если пожелает. Это встревожило его.