Джон Апдайк - Кролик разбогател

— Почему же владелец решил от нее избавиться, если она так высоко ценится? За сколько ты ее принял?

— Ну, не то чтобы принял…

— А как же?

— Мы ее купили…

— Вы ее купили!

— У приятеля Билли Фоснахта есть сестра, так вот она выходит замуж за одного парня, который переезжает на Аляску. Машина в отличном состоянии — Мэнни ее всю проверил.

— Мэнни и Чарли дали тебе согласие?

— А почему бы и нет? Чарли рассказывал мне, какие они со стариком Спрингером выкидывали трюки — дарили игрушечных зверюшек и ящики апельсинов и устраивали аукционы с девушками в вечерних платьях, где кто больше давал — пусть даже и всего пять долларов — получал машину, на эти аукционы приходили гонщики…

— Все это было в добрые старые времена. А сейчас скверные новые времена. Люди приходят к нам за «тойотами», им не нужны эти чертовы английские спортивные машины…

— Но они будут их покупать, как только мы сделаем себе на этом имя.

— У нас уже есть имя. «Спрингер-моторс» — «тойоты» и подержанные машины». Все знают, чем мы торгуем, и за этим к нам приезжают. — Он слышит, как напрягается голос, чувствует, как гнев, разрастаясь, комком подкатывает к горлу — совсем как в баскетболе, когда противник опережает тебя на десять очков, а играть осталось меньше пяти минут, и тебя совсем измолотили, и все мускулы внезапно расслабились и что-то поднимает тебя ввысь, и ты знаешь, что невозможного не существует, и веришь в это. Гарри старается сдержаться: перед ним ведь очень ранимый юнец, и к тому же его сын. Однако, это ведь его магазин. — Я что-то не помню, чтобы мы говорили с тобой о спортивных машинах.

— Как-то вечером, папа, когда мы сидели в гостиной вдвоем, только ты рассердился из-за «короны» и переменил тему.

— И Чарли действительно дал тебе зеленый свет?

— Конечно, но ему, в общем, было не до этого. Ты ведь уехал, так что ему надо было и новые машины продавать, а тут раньше обычного пришло пополнение…

— Угу. Я их видел. Зря только их поставили так близко к дороге, они там всю пыль собирают.

— …а потом, Чарли ведь мне не хозяин. Мы с ним на равных. Я сказал ему, что бабуля считает это хорошей идеей.

— О-о! Ты говорил об этом с мамашей Спрингер?

— Ну не совсем в тот момент — она ведь была там с тобой и с мамой, — но я знаю, она хочет, чтобы я включился в работу в магазине, тогда это будет уже третье поколение и всякая такая штука.

Гарри кивает: Бесси будет поддерживать малого — они ведь оба темноглазые Спрингеры.

— О'кей, особой беды я не вижу. Так сколько же ты заплатил за этот драндулет?

— Он просил четыре девятьсот, но я выторговал у него за четыре двести.

— Бог ты мой, это же намного больше, чем по прейскуранту. Ты хоть в прейскурант-то заглядывал? Ты знаешь, что это такое?

— Конечно, я знаю, пап, что такое этот чертов прейскурант. Дело в том, что спортивные машины идут не по цене прейскуранта, они как антиквариат: их на свете столько-то и больше не будет.

— Ты заплатил четыре двести за «триумф» семьдесят шестого года, когда новый стоит шесть тысяч. Сколько миль она прошла?

— На ней ездила девушка, а они не загоняют машины.

— Зависит от того, какая девушка. Я вижу на дороге по-настоящему наглых девчонок. Так сколько, ты говоришь, миль она прошла?

— Ну, в общем, трудно сказать. Этот парень, что уехал на Аляску, пытался что-то сделать под приборной доской и, по-моему, не знал…

— О-хо-хо! О'кей, посмотрим, не удастся ли нам сбыть ее по оптовой цене и списать как эксперимент. Завтра я позвоню Хорнбергеру, он еще торгует этими «триумфами» и «МГ», может, он не в службу, а в дружбу избавит нас от нее.

Гарри вдруг понимает, почему короткая стрижка Нельсона не дает ему покоя: так мальчишка выглядел в средней школе до того, как в конце шестидесятых все пошло наперекосяк, и вид сына напоминает ему об этом. Он тогда еще не знал, что будет маленьким, и хотел стать подающим в бейсболе, поэтому все лето ходил в кепи, отчего волосы над узким веснушчатым лицом были всегда примяты. И вот сейчас этот костюм и галстук, совсем как то бейсбольное кепи, выглядят символом напрасных надежд. Глаза у Нельсона заблестели, точно у него вот-вот потекут слезы.

— Избавит нас от нее по себестоимости? Пап, я же знаю, что мы можем ее продать и выручить на этом тысячу. И потом, у нас еще две таких.

— Еще два «триумфа»?

— Еще две спортивные машины там, сзади. — Теперь парень уже изрядно напуган: он так побелел, что веки и уши его кажутся ярко-красными.